на ветку повыше. – Прибереги свою злость на того на кого надо! Кто, кроме меня, знает о твоём существовании? Кто поддерживал все эти годы?

Их перебранка быстро прервалась – кто-то с треском ломился сквозь преграду с противоположной стороны поляны. Птицедева снялась и скрылась в темноте, но, конечно же, никуда не делась. И тут же, бурый упрямец был распят в магических путах, приковавших его к двум столбам, возникшим, словно из-под земли.

Две полувековых осины сломленными слегами рухнули под напором неизвестного. И на пространство выскочил громадный чёрный медвелак с оскаленной мордой и веером смертоносных когтей, обагрённых чьей-то тёмной кровью.

– А-ах-ра! Ух-ра-ра! – взревело чудовище, озираясь красными, горящими в темноте глазами.

Бурый дёрнулся в путах, сразу же зверея, оскаливаясь в ответ, будто и не он звал на помощь.

– Не бойся, бра-ат! – гаркнул хрипло медвелак, теряя боевую форму, становясь просто большим чёрным зверем.

Медленно приблизился, рубанул по путам лапой с потрескивавшей на остриях когтей магией. Разорвалась связка, пропали столбы. И бурый тут же напал метя отросшими пазурами в брюхо спасителю. Но тот умело отклонился, лишь клок шерсти отлетел в сторону.

Они схватились, рыча, обхватывая друг друга за плечи и бока, ломая, кромсая клыками и зубами толстую шкуру. Засмеялась в вышине то ли сова, то ли ведьма, кажется, очень довольно и весело. Захлопала крыльями, удаляясь.

Недолго продолжалась такая борьба. Бурый зверел всё больше от запаха крови, от силы противника, не желавшего сдаваться. Чёрная и чагравая шерсть втаптывалась в лиственный ковёр, посеребрённый первым инеем. Внезапно зверь ощутил, что сильнее своего спасителя, ещё немного и тот ляжет. Надо лишь немного поднажать и перегрызть его глотку.

За все эти годы Аркуда немного подзабыл свою человеческую суть, надеясь на звериную сноровку. Бедро прошила острая боль. Человек в облике медведя не разучился своим приёмам. Подсечка опрокинула бурого набок, на мгновение вышибла дух.

Противник вывернулся из захвата и, полосонув его по животу, прихрамывая, будто это у него была вспорота нога, оглядываясь, припустил к пролому.

Взревев, Аркуда бросился за ним. Глаза застилала кровавая пелена ярости. Догнать. Завалить. Рвать зубами, раздирать когтями. Растерзать…

Преград для бурого, доведённого до грани безумия существа, не существовало. Они с рёвом неслись сквозь лес. Чёрный изредка притормаживал, дразня, противника скорой победой. Пару раз даже позволил слегка задеть себя лапой, чтобы ещё досаднее было упустить добычу. Будил в нём безрассудную ярость зверя и азарт человека, кровожадность охотника.

Лес сменялся пролесками, проплешинами лужаек, и снова гущей зарослей плотно разросшихся елей, бьющих по морде зелёными иглами низко опущенных лап. Ложбина, пролесок, поляна. По годами протоптанному коридору среди кустов и бурелома бурый пролетел, не осознав, куда они направляются. Совершенно не обратил внимания на ухающие крики бывшей подруги дивы в вышине.

Только этот чёрный гад, который неизменно ускользает от него! Догнать, растерзать…

Перед глазами возник ощетинившийся рукоятками ножей пень, как досадная помеха на пути, которую он перепрыгнул легко. И неожиданно на грани памяти сами собой возникли слова колдовского заговора, которые так часто раньше повторял.

Мир раскололся на до и после. Распалась шкура, преобразуясь в давно забытый образ. И пал на землю уже человек и покатился по земле, плавясь от непривычной, давно позабытой боли. Кто-то тяжёлый навалился на него сверху, удерживая, заставляя успокоиться, бьющееся, словно в агонии тело.

– Всё, мальчишка. – Прошептал над ухом незнакомый хриплый голос. – Теперь – всё будет ладно…

Глава 23

В горнице за накрытым столом сидели мужчины и не торопясь обедали в полном молчании. Прислуживавшую им девку прогнали – и так в городке слишком много трёпа. Стоит ли ещё добавлять? Но разговор как-то не клеился.

Тиун уже давно не считал, который по счёту кубок ишема вливал в своё чрево. Он совершенно обрюзг, притих, растеряв весь свой гонор. Глядел вокруг себя, осоловело и безразлично. И весь вид его был болезненным и унылым. С тех пор, как исчезла Агата, из него будто вынули стержень.

Сидевший рядом с ним боярин не сдерживал своего брата в его неуклонном стремлении забыться. Все тайны, разом всплывшие на поверхность размеренной жизни, не доставляли ему радости. «Хоть война бы какая… – думал он с тоской, давясь рыбным пирогом. – И за что боги так к нему неблагосклонны? Только две девки народились здоровыми, так и те… – нехорошее слово так и норовило стать определением качества дочерей. – Одна стервь по естеству, а другая – по сути. Вот, ведь, беда…»

Дверь распахнулась и в едальню, склонившись на входе, вошёл ведьмак. За ним протиснулся помощник. Финя уже освоился в своей роли, перестал шарахаться от людей и гнуться и скукошиваться каждый раз, как видел кого-либо значительнее себя.

«Оборзел… – подумал с некоторым странным удовольствием боярин. – Скоро берегов видеть не будет…»

– Где князь Милонег? – Спросил Видан, обведя нетерпеливым взглядом всю честную компанию.

– Где ж, ему быть? – Поднял голову князь Жирослав. – У своей зазнобы, вестимо. – Усмехнулся нехорошо. – Возле штриги сидит. Наскоро поел и ходу…

Ведьмак прищурившись впервые, пожалуй, особо внимательно посмотрел на молодого князя. Но тот не смотрел больше на собеседника. Бросил фразу и отвернулся, будто боялся выдать взглядом или выражением лица что-то потаённое.

Невольно Видан вспомнил слова разбойника, выпытанные там в лесу: « Вой князя Жирослава в Рудице в кабаке … на-нашёл… Людей своих приставил. Кошель золота задатка… два, когда голову привезём … сам на тебя указал … я ж, подневольный … не сам я… У-у … у него приметка есть … на шее у ключицы ожог круглый, как выжженное клеймо … случайно разглядел, когда …»

Что-то он совсем забыл об этой досаде!

Ни воя не искал, ни за князем не присматривал. Совсем из ума выжил, ведьмак. Надобно исправить эту досаду. И если ранее это никак не трогало ведьмака, то теперь странное замечание Жирослава по отношению к воспитателю своиму и дяде, отчего-то встряхнуло его, добавив сумятицы в и так переполненный событиями день.

– Садись, ведьмак, – облагодетельствовал тяжёлым взглядом боярин, – отобедай с нами. – Ещё один хмурый кивок. – И ученик твой пусть садится. Чай, не последние крохи доедаем. На всех хватит…

Видан не стал возражать, сел на лавку напротив Хоромира. Финя, метнувшися было по привычке обедать вместе со слугами, одарил своего деда сумрачным взглядом и пригородился рядом с наставником.

Некоторое время прошло в молчании. Только стучала опорожнённый кубок управляющего, опускаемый на стол неверной рукой.

– Что-то тебя не видно, спаситель, – сумрачно уронил Аркуда. – Чем промышляешь?

– Да, вот, – запивая пивом, очередной кусок