— Ну ладно, Боб, попридержи характер! — примирительно сказала она. — Давай о другом!

— Шурупыч, так она первая начала! — усмехнулся Борис.

Нина заглянула ему в глаза. Как любила она всегда в них смотреть! Особенно когда удавалось поймать момент их стремительного изменения: в них вдруг вспыхивала, загоралась мысль и сразу вслед за ней — насмешка. И, подсмотрев это рождение, Нина каждый раз радовалась.

Неожиданно Люська, поковырявшись в тарелке, злобно крикнула через весь стол матери:

— Опять у тебя картошка недоварена! Сколько раз я тебе говорила!

За столом стало тихо.

— А у Люсеньки опять месячные! — издевательски протянул Борис. — Мухомор — поганый гриб, да хоть красив! Но тут и этого не наблюдается.

Грянул дружный смех. Люся выскочила из-за стола и убежала, наградив Акселевича злобным взглядом.

— Прекрати! — повернулась к нему Нина.

— Не умеете вы, Надежда Сергеевна, детей воспитывать, — мирно протянул Борис. Его доброжелательность напоминала добродушие дворового пса. — Ни чужих, ни своих тем более. А беретесь! Не ваше это дело! И учить не умеете. Вот «Очерки бурсы» Помяловского — потрясающая книга. Ее обязательно нужно прочесть любому человеку, в той или иной степени занимающемуся педагогикой. А любому учителю непреложно надо эту книгу проштудировать и сделать настольной. Только из-за бездарности и невежества русских преподавателей, их трусости и заискивания перед начальством, их лицемерия, их преклонения не перед литературой и наукой, а перед указивками Министерства образования, их принудительной, карательной системы обучения, их безвкусия, их комплексов, их гнусного желания властвовать над детскими душами, поскольку властвовать над взрослыми они не способны, — вот из-за всего этого мы тоже вырастаем невеждами и комплексунами. Бедные люди! И они, и мы.

— Боб, пойди покури! — посоветовала Нина. И парни, посмеиваясь, потянулись с веранды в сад.

Остальные сначала молчали, но Надежда быстро пришла в себя и заговорила о том, что начала писать книгу. А когда все собрались снова, поделилась с бывшими учениками самым сокровенным: она мечтает пройти в городскую думу. Может, ради этого и был затеян этот импровизированный вечер встречи на даче?

— Хочу помогать людям! — говорила она с горящими глазами. — Бороться за интересы москвичей, которые живут бедно, скудно, печально! Разве они не заслужили другую жизнь?!

Олег смеялся, Филипп меланхолично проводил расческой по пышным кудрям.

— Помощь хороша только тогда, когда ее у тебя просят, — хмыкнул Борис. — Только тогда! А пока люди обходятся и справляются своими силами, приставать к ним и решать за них их проблемы вовсе не нужно. Живите своими интересами! Иначе окружающие могут начать сопротивляться, как воины при обороне родного города. И вы будете с ними драться? Должен вас огорчить: боец из вас никудышный! Так что не волновайтесь попусту! Не каждому дано быть воином, им нужно родиться, а вам была уготована иная судьба и другая дорога. Так что лучше вам в битвы не лезть и в боях не участвовать. Зачем вам они?

Надежда сверкнула глазами в его сторону.

— Девочки, мне нужно помочь! — обратилась она к женской половине, рассчитывая на извечную бабскую солидарность, особенно действенную в отношении мужчин. — Надо ходить по домам, агитировать людей, рассказывать обо мне… У меня все материалы готовы.

Марьяшка опять презрительно скривилась, а Маргаритка, добрая и глупая Маргаритка, вдруг воскликнула:

— Я попробую! Это интересно! Борис выразительно хмыкнул.

— У тебя ведь дети, — разумно заметила Марианна.

— Я найду время, — твердо сказала Маргарита.

«Ниночка, ты прости, не смогу. Иначе у меня не будет потом сил жить, вести уроки, растить Люсю…»

— И я пойду, — неожиданно тихо сказала Дуся.

Борька вытащил сигарету и демонстративно закурил.

— Спасибо вам, девочки, большое спасибо! — повторяла растроганная Надежда.

В сторону Нины она не смотрела.

«Ниночка, ты прости, не смогу. Иначе у меня не будет потом сил жить, вести уроки, растить Люсю…»

Предвыборная кампания проходила весьма бурно и активно. По Нининому дому неприкаянно бродил несчастный агитатор. Нина его очень жалела.

— Пойдите проголосуйте! — тоскливо ныл он. — Ну, проявите сознательность! Там ведь пиво продают, пирожки — на выборном участке! Ну, сходите туда — пивка попьете!

Ему нужно было любым способом зазвать людей на выборы. Оно и понятно: за каждого привлеченного — ему деньги.

— Столько партий, что уже и яблоку упасть негде! — посмеивался Борька.

— В яблочники записался? — спросила Нина.

— Оченно надо… Шурупыч, я вообще никогда никуда не записываюсь. Это опасно. Стараюсь стать воплощением осмотрительности и осторожности во всем, даже говорить с мудрой медлительностью. А наша дума — это обыкновенный цирк со своими клоунами, гимнастами, дрессировщиками, фокусниками и, конечно, зрителями.

В то время у Бориса появилась новая маза, по его собственному определению: он стал усиленно рассказывать друзьям, что тесно связан с ФСБ, чуть ли не сотрудничает с ней. Вряд ли человек, действительно там завязанный, будет так широко всех оповещать об этом, думала Нина. Скорее еще одна полудетская игра в тайну, как играл знаменитый когда-то Тимур со своей командой. То любовь, то секреты…

Но Борька продолжал приносить постоянные новости «оттуда» и действительно стал держаться много солиднее. Что пленяло девиц еще сильнее…

Однажды он серьезно порекомендовал Леньке поменьше трепаться — его фамилия уже на примете в органах. А поскольку контора, где трудится Одинцов, секретного толка, то, следовательно…

Затем Борис сообщил, на кого из олигархов возможен политический наезд. И не ошибся.

Многие скептики-приятели заколебались — уж очень основательно выглядели байки Акселевича. Перестали насмехаться. Одна лишь Нина продолжала не верить Борису.

А вот в деле выборов Надежды старания бывших учеников ни к чему не привели. Борис оказался, как всегда, прав: москвичи дружно отказались от помощи неизвестной им учительницы, и голосовать за нее никто не стал. Хотя Дуся и Маргаритка по-настоящему усердствовали. И еще несколько бывших Надеждиных учениц из других классов.

Нине позвонила Маргаритка и дрожащим от обиды голосом рассказала:

— Я бросала детей на маму и мужа… Дуся ходила по домам простуженная… А она… эта твоя Надежда… Надёныш… она жутко разоралась на нас… Кричала, что это мы во всем виноваты, что мы сорвали ее выборы и все произошло по нашей вине… — Маргаритка замолчала, готовая заплакать.

— Она никакая не моя! — холодно заявила Нина. — Не реви, пожалуйста!

— Но ты же ее больше всех любила!