— Я поторопился, — сказал Борис. — Но я думал… — И запнулся.

Если уж разрыв, то инициатива должна исходить только от него, другого варианта он никогда бы не потерпел.

А о чем он действительно думал? На что рассчитывал? Опасно выспрашивать друзей, и прежде всего самого себя, о мыслях, утаенных от других. Эти мысли нередко трудно изложить — думается всегда сразу о многом: обо всем, что есть перед глазами, о том, что видел вчера и год назад… Все запутано, движется, изменяется. Мысли сменяют друг друга в бешеном ритме, то мчатся вихрем, то водят хороводы, то несутся вскачь, как большая карусель, потерявшая управление. Страшный аттракцион, моментально превратившийся из развлечения в грозную опасность. Раньше Борьку грели романтические мечты, а потом… Потом они выродились в одно лишь похотливое желание овладеть девицей, которая сама этого упорно добивается. До тридцати лет — одна погода, а после — совсем другая.

Каждая женщина пыталась навязать ему что-нибудь свое для того, чтобы он стал похож на нее и тем ей понятен. И сейчас ему стало вериться, что он уже не любит никого — ему все представлялось совсем не таким, каким оказалось на самом деле.

— Самое умное, чего достиг человек, — это умение любить женщину, — сказал как-то отец.

Отец… Борька очень любил его. И мать тоже.

— Вопрос можно? Ты способна что-нибудь угадать? — спросил он Зину.

Она молчала.

— Если какой-нибудь человек умеет предугадывать, отсюда еще не следует, что он интеллектом, своим каким-то духовным уровнем выше тебя. Возможно, он просто занимает другое положение, чем ты. Вот, например, если на ТЭЦ произойдет задымление, то первым, вероятно, его заметит не стоящий на земле академик, а мойщик стекол, который в это время болтается в люльке на верхних этажах двадцатиэтажки. Но отсюда не следует, что этот мойщик — посланник Божий. Просто у него иной угол зрения. Я со своим углом зрения мало что сумел разглядеть…

— Ты хочешь со мной развестись? — прошептала Зина.

Борис не ответил.

Но развестись они не успели.

О близком отъезде Надежды Сергеевны Нине сообщила все та же вездесущая Марьяшка. Остальные здраво рассудили, что Нина рано или поздно все равно об этом узнает, а до той поры прекрасно можно и помолчать. Марианна молчать не умела и не желала.

— Главное — уметь красиво хлопнуть дверью! — сообщила она Нине по телефону. — Вот твоя несравненная Надежда это делать умеет! Наша надежда! Как мы верили ей когда-то, как смотрели ей в рот… Помнишь, как она рассказывала в десятом о Наташе Ростовой? Заслушаешься… Я даже ненадолго подумала, что и впрямь — зачем оно нужно, это приданое? Все эти тряпки, посуда, брюлики… Главное — жизнь человеческая и любовь к людям и своей земле! Как она пела о родине! И вот вам, пожалуйста, вся любовь… И родина по фигу!

— А что опять случилось? — спросила Нина.

— Как обычно, — ехидно пропела Марьяшка. — Ты, как всегда, ничего не знаешь… Где ты живешь? На какой планете?

— Ну ладно, — прервала ее Нина. — Насчет планет потом. Объясни толком, в чем там дело с Надеждой.

— Уезжает твой Надёныш! Улетает за океан! Борька всегда говорил, что есть в ней какая-то червоточина. И что она вечно корчит из себя страдалицу. Он был прав во всем. Ей, твоей Надежде, тут жить бедно и горько, а там, как она сказала Маргаритке, совсем другие деньги, там платят иначе. И ее Люська там будет жить как человек, в сытой и благополучной стране. А нам, недочеловекам, и здесь неплохо! И нам она завещает любить родную землю, как Наташа Ростова. Ее незаметный дядечка-муж стал слишком заметен и смог получить контракт в Нью-Йорке. Так что все — ту-ту твоя Надежда! И Комариха тоже за океан намыливается… Тут жить нельзя! Я сказала Маргаритке, что «где родился, там и сгодился», и объяснила ей заодно, что русская культура выше американской даже в области ненормативной лексики. Смотри — костяк русского мата и тот состоит из семи-восьми слов. А американский мат — вообще только из одного слова «fuck»! И весь ихний мат — лишь производные от этих «fuck in», «fuck you», «fucking» и так далее!

— И что Маргаритка? — спросила Нина. Марианна фыркнула:

— Ответила, что это ослоумие, а не остроумие. Понахваталась от Борьки, шибко умной заделалась… А ты помнишь, Шурупыч, как она, отвечая по «Войне и миру», все время говорила: «И вот Тихонов стоит на поле… И вот думает Тихонов…» Надежда никак в толк взять не могла, что это за персонаж — Тихонов. Мы все прямо ухохатывались… Потом вдруг до нее дошло: Маргаритка помнит фильм лучше, чем книгу, и имеет в виду Болконского, которого там играл Тихонов.

— Хорошо еще «Штирлиц» не сказала! — пробормотала Нина.

Марианна довольно засмеялась. Маргаритка в школе также искренне не понимала суть проблемы в «Грозе» Островского.

— Зачем Катерина так отчаялась? — простодушно удивлялась она. — Можно же было уехать от мужа обратно к своим родителям!

До нее никак не доходило, что такое «салон Анны Шерер». Для чего они там собирались и как? И Борис ей объяснил, поскольку Надежда была не в состоянии:

— Ну, это тусовка! Салон — тусовка тех времен.

— Так бы сразу и сказали, — пробурчала Маргаритка.

Надежде она как-то брякнула:

— Эта маленькая княгиня с усами… А почему она была усатая?!

И насмешила весь класс, спросив у Борьки:

— А Бакс — такой композитор ведь есть, правда? Как доллар.

— Композитор Бакс? — зашелся Борис от смеха. — Ишь ты подишь ты… Может, ты спутала русский с английским и имеешь в виду Баха?

Марьяшка и Нина помолчали, припоминая все это.

— Насмотревшись американских фильмов про маньяков, всяких там «Молчаний ягнят», я, Шурупыч, часто прихожу к интересным выводам, — вновь заговорила Марианна. — Ну, прежде всего, их спецслужбы — просто сборище полных идиотов, которые ничего не могут и не умеют, делают грубые, очевидные каждому обывателю ошибки, а один маньяк способен годами водить их за нос. Вообще каждый психиатр знает, что маньяк — человек больной на голову, с инфантильной, недоразвитой психологией. Именно поэтому такие обычно быстро попадаются. Чикатило, которого только одно КГБ сумело поймать, — редкое исключение из правил. Между тем в фильмах перед нами просто небывалые люди, демонстрирующие чудеса самообладания и интеллект, позволяющий им просчитывать все ответные ходы полиции. Еще что любопытно. Такой «интеллектуальный» и хитрый маньяк в этих фильмах одновременно взбалмошный идиотик. Прежде чем что-нибудь натворить, он обязательно звонит в полицию и толкает ей всякие крутые, пугающие или залихватские речи. То есть максимально облегчает задачу собственной поимки. И почему-то все киношные маньяки любят слушать классическую музыку.

— А Картер даже государственные документы подписывал: «Джимми Картер», — охотно подхватила Нина. — Хотя в США никто никого вообще полным именем не называет, не принято, но все же для президента это считалось вольностью на грани допустимого. По сути, это примерно то же самое, если бы наш президент подписал какой-нибудь государственный документ: «Вова Путин».