– Жизненно… Особенно про торговца… Это он Шляпника описал, один в один. Обрезами торгует, через Рубеж переводит за деньги. Ну, и про нож хорошо…

– Тут целая подборка. Я тебе оставлю журнал. Почитаешь потом.

– Анка там как?

– По осени едет поступать в Москву. Я договорился. А ты в Надеждинске разве не бываешь?

Монгол поморщился.

– Ясно… То-то Баклан, когда к Поляку приезжал, о тебе спросил, а он: «Пропал Монгол…» Ты с женой-то общаешься?

Хусаинов потупился.

– Что, вообще никак? Она же тебя ждёт, старик.

Монгол залпом опрокинул стопку, занюхал грязным, засаленным рукавом.

– Пока сына не верну, домой не поеду. Я ей в глаза смотреть не смогу…

– Баран упрямый! – Женька вскинулся. – Я с ней две недели назад разговаривал. Плачет. Она ждёт тебя домой. Слышишь, Азат?

Хусаинов молчал.

– Баран, мля… – зло процедил Женька, – взрослый мужик, а ведёшь себя, как пацан… Вот всё и прояснилось. Каков отец, твердолобый и упёртый, таков и сын… Позвони ей… – Женя положил на стол свою книгу, на обложке которой был изображен покосившийся деревянный крест с респираторной маской на гнилой поперечине и надпись «В ад и обратно», Захар Причастный, – я тебе тут прямо в книге написал номера: свой, твой домашний, Дениса номер, Поляка… На всякий случай…

– Без Ромки никуда! – рявкнул Азат.

Друг пожал плечами, положил на стол, стопкой, журналы и книги и вышел из бара.

Монгол рассеянно взял верхний том – это оказался журнал «Подъём», принялся листать, ища знакомое имя: Мирошниченко, Перминов, Лютый… А, вот и он. Открылась страница с закладкой, с фотографии на Монгола глядел улыбчивый мужичок в пиджаке, при галстуке. Поляка было не узнать.

Ниже значилось: Поляков Валерий Егорович. Родился в городе Воронеже, до выхода на пенсию служил в специальных подразделениях Республики Беларусь. В настоящее время проживает в городе Надеждинске. Пишет стихи и прозу о Зоне отчуждения…

Монгол подтянул к себе рюмку Женьки, которую товарищ так и не пригубил, выдохнул, выпил. Только после этого принялся читать первое же стихотворение:

Как же ты прав, Поляк… Нельзя поставить точку. Зона держит. И самого Монгола, и его непутёвого сына.

Жене Хусаинов позвонил через неделю. Номер он помнил наизусть, зря Женя записывал его, портя страницы своей книги. Потянулись гудки, за ними всхлипнуло, и послышался знакомый голос:

– Да, слушаю…

– Здравствуй… – проговорил Монгол и понял, что голосовые связки закаменели, слова выходят тихо и сипло.

– Азат?

– Да, это я.

В трубке молчание, затем горькое рыдание…

– Я вернусь… Обязательно вернусь, только найду сына – и сразу же обратно.

И положил трубку.

Потом, двумя месяцами позже, звонил ещё пару раз. В первый никто не ответил, во второй раз в трубке послышался незнакомый голос:

– Квартира Хусаиновых…

– Это Азат…

– Здравствуйте, дядя Азат, – холодно и грустно отозвался незнакомый голос. – Это Рафик…

Монгол узнал голос племянника, и внутри всё похолодело.

– Тётя Лия умерла…

Долгие гудки, долгие паузы между ударами сердца.

Монгол отшвырнул телефон, побежал на улицу, чтобы кричать в ясное, звёздное небо о том, как он ненавидит Зону, войну, как боится оружия. Ему хотелось, подобно Григорию Мелехову, найти лужу поглубже и бросить в неё автомат, а потом – домой. Но оставался сын. Где-то на просторах Зоны они должны были встретиться. Ещё три месяца прошло, прежде чем случилась страшная встреча…

– Вот ты и вспомнил… – тон псионика приобрёл знакомые нотки. Сначала это был голос Рафика, потом Лии. – Расскажи, что ты сделал с нашим сыном…

Рамиль к тому времени стал одним из людей Хозяев. Подлые чудовища подчинили разум парня своей воле, сделав из него послушную марионетку. Азат шел за сыном, отставая на один-единственный шаг. Порой казалось, что вот сейчас он схватит Рамиля за ворот штормовки, потянет назад, к себе… Но тот всё время ускользал. Сначала они едва разминулись в двухэтажном панельном здании у Озера. Там погиб Лич, когда внезапно за спинами идущих к зданию сталкеров загудел аномальный вихрь, сжигая всё живое и мёртвое. Они забежали внутрь – Монгол, Шприц, Спрут и Медведь. Тощий Лич не успел, его слизнуло пламенем – лишь повеяло палёной плотью. Был человек – и нет. В подвале Монгол обнаружил легендарный «Скорбящий Камень». Даже если бы захотел, не вспомнил бы, как они бегали по этажам, попав под воздействие то ли жуткой аномалии, то ли артефакта. Всюду чудились монстры, кровожадные мутанты. Блуждая по подвалам, отперли дверь, ведущую наружу, и вдруг увидели вбегающего оттуда, извне, человека в армейском камуфляже.

– Тут опасно… – крикнул Монгол, предостерегая незнакомца. – Не надо!

«Армада-ада-ада…» – переиначило его слова подлое эхо, а человек в армейском вдруг растворился в воздухе, словно его и не было.

Не было и Рамиля, лишь на стене подвала, возле «Скорбящего Камня», обломком кирпича было нацарапано: «Уходи, отец».

Монгол и ушел. Лишь взял с собой небольшой артефакт, с ноготь размером, который многим позже спрятал в корпусе массивных наручных часов. По артефакту взяли себе Шприц, чтобы изучить, Спрут – для продажи и Медведь со странной присказкой «Вдруг это лекарство Машутке поможет».

А потом за сталкерами развернулась настоящая охота. Люди Хозяев настигали спутников Монгола по одному, убивали и забирали себе камни. Эти маленькие тёплые артефакты они намеревались использовать для прохода через аномальные поля к «Скорбящему Камню». Но «ключи» не подходили к «двери». Нужен был артефакт покрупнее… Такой оказался у безумца-каннибала Максима Зверева. Но позже, многим позже… тогда же Хозяева стремились заполучить все «слёзы камня». Один артефакт им принёс послушный Рамиль, сменивший прозвище Моро на Адепта. Вторым камнем был трофей Спрута. Сталкера ранили, отобрали камень. Шприцу и Медведю повезло меньше. Их обоих зарезали в подворотне города Надеждинска, забрав артефакты. Когда спустя многие месяцы Монгол читал в баре стихи Поляка про нож и местных, он вспоминал эти страшные события и готов был заплакать. Его команда, друзья были убиты ради безделушек. Свой же артефакт Монгол, смалодушничав, передал спасённому от мутантов новичку – сталкеру Спаму, вручив тому часы. Ничего не подозревающий паренёк, немногим старше Рамиля, принял подарок, и лишь год спустя понял, какой ценностью обладает.