А чужую руку с зажатым в ней ножом так всё это время и продолжал удерживать. На всякий случай. Лишь когда бедро тупой жгучей болью полыхнуло, только тогда и опомнился, соображать начал и чужую руку на землю бросил. Потому что жизни в ней не было. Мёртвая она. Это тоже сразу как-то ощутил. Знал и всё. Перевалился на левый бок, браунинг из кармана выпутал и к Михаилу бокоплавом пополз. Правое бедро жжёт, левое плечо дёргает. Ползу, одной ногой отталкиваюсь, да ещё и оглядываюсь постоянно, опасаюсь нового нападения. Головой верчу, пистолетом темноту отпугиваю. После выстрела ничего не слышно, в глазах искорки от перенапряжения плавают, то ещё состояние. Как умудрился Игната услышать, не понимаю. Но услышал.

– Сергей, не стреляй, это мы. Свои.

– Свои в такую пору дома сидят, – выдохнул с облегчением и даже умудрился в это момент хоть как-то пошутить. – Как там Михаил?

– Живой. Спину ему знатно порезали да придушили вдобавок. Но коли сразу не помер, то жить будет – горло не сломали. А сам как?

И я нос к носу столкнулся с выглянувшим из травы навстречу мне Игнатом.

– Да с ногой что-то. Зацепил, похоже. Сам, когда через карман выстрелил, – опустил руку с пистолетом на землю, умостил бедро поудобнее. – Что там?

Подхорунжий мой вопрос истолковал правильно:

– Двоих взяли. Тёпленькими. Семён присматривает. Я другому удивляюсь: где караул? Выстрел-то был… – ответил и снова закопошился над Михаилом. А мне отсюда и не видно, что это он там делает. Вот вроде бы я всего один кувырок сделал, а почему-то улетел далековато. Даже доползти назад не успел.

– Сейчас Михаила перевяжу и тобой займусь. Кровь-то течёт?

– Да вроде нет, – осторожно ощупал бедро. – Болит только сильно, печёт.

– Да это у тебя ожог наверняка. От выстрела. Порохом опалило…

– Думаешь? Ну и ладно тогда.

Даже обрадовался такому предположению. На колени встал, голову только пригнул, чтобы о руль высоты не удариться, да так и пошкандыбал к Михаилу. Всего-то пару шагов сделать. Бедро при каждом движении дёргает, но терпеть можно. Заглянул через плечо Игната. Живой мой вахмистр! Лежит на животе, голова набок повёрнута, на меня глазами блымкает, только белки в лунном свете поблёскивают.

– Ты как? – наклонился сбоку к нему.

А в ответ только сип и хрип, да гримаса непонятная. Потому что вижу только половину лица, другая в примятой траве прячется.

– Ты его не спрашивай, всё равно ничего не скажет. Он теперь долго ничего никому не скажет, – откликнулся Игнат. Затянул узел, заканчивая перевязку, наклонился к Михаилу. – Ты полежи тут тихонько, а мы за помощью сбегаем.

– Погоди, – остановил казака. – Пойдём сначала на пленных глянем. И ты уверен, что больше никого нет?

– Если кто и был, то после твоего выстрела давно разбежались. Меня больше волнует, где караул…

Попробовал встать. Ухватился за стабилизатор, выпрямился. Бедро жжёт, но ничего страшного. Терпимо. Точно, ожог. Но это подождёт. Дохромал до плоскости, а тут вся компания в сборе. И Семён, и пара беспамятных пленных, крепко связанных по рукам и ногам, и наши доблестные караульные в полном составе. Надо же, проснулись! Глаза испуганные, лица помятые. Но это потом буду разбираться, а пока пусть делом займутся.

– Вдвоём берёте Михаила и отводите его к доктору. Он под хвостом лежит. И аккуратнее с ним, спина у него ножом порезана и горло помято. Ну! Вы ещё здесь?

И два залётчика испарились. Что самое интересное, почти мгновенно. А на окраине аэродрома какая-то суета началась. Опомнились, наконец-то на выстрел среагировали.

– Игнат, пока мы одни, надо бы пленных расспросить хорошенько. Кто и откуда? Одни они были или нет? Ну, ты и сам знаешь. Справишься?

– Обижаешь, – усмехнулся казак и потащил одного из пленников в сторону.

Ну и я за ним похромал. Поприсутствовать нужно обязательно. Мало ли какие дополнительные вопросы могут возникнуть? А нога… Ну нет пока времени собой заниматься. Если только после допроса…

Через пятнадцать минут мы всё узнали. Игнату особо и стараться не пришлось. Так, немного позверствовал, и всё. Скорее, больше на психику надавил. Ну и ножиком пару раз по мягкому провёл, не без этого. Само собой. Пленный и заговорил. Потому что пришлось пообещать не убивать его. А как его убьёшь-то? Это ему ничего не видно с земли, а нам-то с Игнатом понятно, что ещё минута, и вокруг будет не протолкнуться. Бежит сюда народ, торопится изо всех сил. Торопыги, слов нет, одни эмоции…

Наконец-то караул объявился. Вместе с ними на усиление и рота охраны из гарнизона на грузовике приехала. Получается, одни без других побоялись на выстрелы высовываться? Ну, это вообще! Даже слов не хватает!

Из штаба начальство какое-то незнакомое пожаловало, даже жандармский мундир в тусклом свете фар мелькнул. Пришлось докладывать. Пока устно.

Зато обрадовался доктору. Никогда так красному кресту не радовался. Ногу-то уже серьёзно дёргало. Пришлось рассупониваться и спускать штаны. При всех. Впрочем, справедливости ради, никому до меня и дела не было. Суетились вокруг мёртвых и живых диверсантов, на скорую руку опрашивали Игната с Семёном. Подошли и ко мне, задали несколько вопросов, пока доктор моей ногой занимался. Ничего страшного, ожог и всё. До свадьбы заживёт…

Само собой утром мы никуда не улетели.

Оставшуюся половину ночи пришлось отвечать на вопросы, вторую – тщательно осматривать самолёт на предмет неожиданных сюрпризов. Ну и что, что диверсантов мы на подходе перехватили? Из нашего короткого допроса узнали, что групп таких было несколько. Одну выловили, а где остальные? Заодно и револьвер мой нашли, ночью потерянный и в землю безжалостно втоптанный. Сколько народу вокруг ночью бродило, а его не обнаружили. Далеко улетел, кисть до сих пор болит. Но это она и от ночной гимнастики болеть может.

Самое интересное, никто не собирался уничтожать самолёт на земле. Целью группы было испортить систему питания двигателей таким образом, чтобы она отказала в полёте. И где-нибудь над Балтикой нам бы и… Песец, короче. Концы в воду. Ну и что, что парашюты есть? Вода в море холодная, долго на плаву не продержишься. Даже несмотря на то, что самолёт деревянный. Железа-то на нём много, на дно быстро отправишься. А спасательных лодок на борту нет. Вот ещё один вопрос на будущее…

Проведали и Михаила. Теперь ему долго в лазарете отлёживаться. Придётся пока обойтись без него…

Улетели мы в ночь. Невзирая на отговорки, несмотря на больную ногу. Единственное, так это днём, наедине, серьёзно переговорил с Маяковским и механиком Серёжей. Теми самыми караульными. Гражданские, что с них взять? Не под трибунал же сразу отдавать? Надеюсь, наука им будет на всю оставшуюся жизнь…

А то, что в ночь улетели, так штурман нам тогда для чего? Вот пусть и работает. Компас есть, береговую черту прекрасно видно. Да даже звёзды видно. Так что ничего страшного. Как раз ночью пройдём над Швецией, никто нас и не увидит. Под утро пройдём Зеландию, а там и Киль.