Деа выбралась из палатки и постояла, судорожно втягивая воздух, радуясь ветреной погоде. Ладонь еще ощущала прикосновение крыльев. Деа выхватила из рюкзака фонарик и оглядела лабиринт. Высохшие кукурузные стебли шептались и шуршали от ветра. Деа думала о том, что сказал паренек:

«Мы реальны не меньше тебя».

«А кому снится ваш мир?»

Она увидела крысу с черными глазками, замершую в свете фонаря: крыса пискнула и заторопилась прочь, волоча хвост по сухим листьям. Здесь, в полях, крысы были крупные – они питались мышами и объедками, выброшенными из проезжавших машин. Деа быстро зашагала вперед, вдруг очень захотев яркого света бензозаправки, запаха бензина и подгоревшего кофе и сморщенных сосисок, крутящихся на шампурах. Там можно, по крайней мере, почувствовать себя человеком и притвориться обычной девчонкой, забежавшей среди ночи купить чипсов и газировки.

До бензозаправки было добрых полторы мили, и идти требовалось сперва вдоль шоссе, а затем по узкой бетонной дорожке вдоль съезда. Ночной продавец был прежним – парень немного старше Деа, который мог бы показаться симпатичным, если бы не полуопущенные веки – глазами он напоминал ящерицу. Видимо, он был здорово пьян: Деа чувствовала, как он следил за ней, пока она набирала с полок разные мелочи, радуясь возможности подольше побыть в тепле.

– Привет, – сказал он, когда Деа подошла к кассе. Под ложечкой у нее засосало. Она не ответила, надеясь, что продавец поймет намек и отвяжется. – Ты рядом живешь, что ли?

– Где туалет? – выпалила Деа, чтобы не отвечать, хотя не дольше двух дней назад мыла там голову. Слегка разочарованный, продавец ткнул пальцем в нужном направлении.

Лампа в туалете садилась и мигала, создавая эффект стробоскопа и то и дело погружая посетителя в темноту. Деа повернула защелку и прислонилась к двери. Ощущение удушья вернулось. Выбора нет – теперь ей все равно придется уезжать отсюда. Значит, она окончательно станет беглянкой. Возможно, навсегда.

Яблочко от яблони…

Деа подошла к раковине и открыла кран, набирая воду в ладонь и жадно выпивая – у нее вдруг началась страшная жажда. Деа плеснула воды в лицо и взглянула в зеркало, как раз когда свет снова погас. Отражение изменилось – сплошь глубокие провалы и темные плоскости. Деа показалось, что она стоит с какой-то девушкой и видит, как в слабом свете поблескивают белым ее зубы.

Лампа загорелась снова. Теперь в зеркале была только Деа с капельками воды на бровях и на верхней губе.

«Ее наверняка забрали через зеркала».

«Тебе придется войти тем же путем».

Она с опаской протянула руку и коснулась зеркала, не зная, чего ожидать. Под пальцами была твердая холодная поверхность. Деа отдернула руку, будто обожглась, и выдохнула. Глупость какая. С ума она сошла.

Но ведь в больнице мать приходила к ней в зеркале!

Свет снова погас. Деа пустила воду и смочила палец. Быстро, чтобы не дать себе времени передумать, она написала на зеркале: «Впусти меня». Слова сразу начали растворяться, будто впитываясь в мутное отражение ее лица.

И затем – Деа чуть не закричала – зеркало растворилось. Отражение пропало. Стекло таяло и каплями скатывалось в раковину, и все, чего касались эти струйки, тоже растворялось, будто жидкость была кислотой, поглощавшей предметы и превращавшей их в поблескивающие, отражающие бассейны. Не стало ни раковины, ни стены, ни пола – ничего, кроме огромной дыры, полной шевелящегося мрака, и тропинки на другую сторону.

Засвистел ветер. Деа ощутила невидимое давление в спину. Она подумала о безлицых монстрах и башнях, сложенных из человеческих костей.

Если сделать еще шаг вперед, жизнь, которую она знает, привычная реальность изменится навсегда: это будет означать, что она сошла с ума. Или что мир обезумел.

Ветер усилился. На секунду Деа показалось, что она различает запах Мириам.

Она шагнула вперед, в зеркало, превратившееся в портал в темноту.

Во сне я увидел себя бабочкой, порхающей в небе; затем я проснулся. Теперь я не знаю, человек ли я, которому приснилась бабочка, или бабочка, которой снится, что она человек?

Чжуан-цзы

Деа оказалась в сыром тоннеле. Камни под ногами были скользкими от сочившейся воды, мусора и всякой дряни, о происхождении которой Деа старалась не думать. Наверху слышались голоса и крики, а через сводчатую арку виднелась улица в солнечных пятнах, по которой сновали люди. Издали они казались яркими цветными шарами, складывавшимися, если прищуриться, в радугу.

Она оглянулась, но зеркало пропало. Вход в сон – Деа не сомневалась, что это сон, хотя она в такие не ходила, – оказался наглухо запечатан, затянулся, как рана на коже. Вместо него там открылся тоннель, уходящий в темноту, где друг к другу жались, как показалось Деа, животные. Но тут же она разглядела, что это люди, в основном мужчины, грязные и явно бездомные, смотрят на нее затуманенными алкоголем глазами.

– Вроде из счастливых, – хрипло сказал кто-то, Деа не разобрала, мужчина или женщина.

Она отвернулась и поспешила на улицу. В душе росло напряжение. Шаги отдавались эхом, и было невозможно понять, идут за ней или нет. Деа боялась оборачиваться – вдруг за ней крадется кто-то из этих людей? У выхода из тоннеля она все же обернулась и увидела, что никого нет.

Не успев сделать и нескольких шагов, Деа отпрянула и прижалась к стене: по узкой улице летела повозка. Возница размахивал кнутом. Люди разбегались врассыпную. Деа успела заметить лицо – жестокое, тронутое оспой – и животное, впряженное в повозку, похожее на огромного кота, но с вытянутым рыльцем. Повозка пронеслась мимо, очертив невообразимую кривую, и толпа мгновенно заполнила образовавшуюся пустоту.

Деа зажмурилась и глубоко подышала, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце, но всякий раз, как она открывала глаза, у нее начиналось сильнейшее головокружение – или что-то противоположное головокружению: она словно оказалась на дне огромного каньона и поэтому боялась не упасть в пропасть, а быть раздавленной.

Потому что город, куда она попала, строился не только в ширину, но и в высоту. Видимо, Деа вышла на один из нижних уровней, хотя под ногами оказалась решетка, сквозь которую были видны внизу люди с тяжелыми золотыми ошейниками, совсем как у животных, впряженных в повозку. Рабы. Улица была заполнена народом; по обе стороны тянулись лавчонки и лотки. Почти отвесные лестницы вели наверх, а оттуда выше и выше, причем каждый уровень был построен поверх предыдущего. Деа не понимала, как такая конструкция вообще держится.

Высоко над ней, так высоко, что пришлось сильно запрокинуть голову, виднелось небо, исчерченное маленькими черными силуэтами. Птицы? Деа не знала. Над городом возвышалась башня, по виду вырубленная из скалы, а местами сложенная из камней и стеклянных спиралей. Она тоже выглядела настолько абсурдной и непропорциональной, что в реальности не простояла бы и минуты.