Наконец Мамай появился в резиденции. Меф приготовилсянаброситься на него, но застыл. Выглядел хан неважно. Нос был вмят явно не безучастия каблука, а правое ухо загадочно торчало мочкой кверху. Кривая татарскаясабля, висевшая у хана на поясе, была вся в пластилине. Похоже, не одному Мамаюпришлось несладко. «Опять не поделил место на парковке», – догадался Меф.

Ухмыляясь, Мамай поманил Буслаева пальцем. Мефодий взглядомпопрощался с Дафной, ободрившей его быстрой улыбкой и мимолетным взмахом руки,и, захватив с вешалки куртку, отправился за ханом. Фонари глядели совинымиглазами. Их зябкий свет расплывался в снегопаде.

Метель ослабела и, превратившись просто в ветер, коварноподдувала снизу. Меф застегнул куртку. Большая Дмитровка была вся заваленаснегом. Меф благоразумно воздержался от вопроса, как хан проехал через заносы.

Почти сразу Мефодий понял, почему Мамай ухмылялся. Онприехал в желтой двухдверной машине с открытым верхом. Зимой, в метель, этовыглядело вдвойне нелепо. Не менее забавным (с точки зрения Мамая, во всякомслучае) было то, что машину следовало заводить допотопной пусковой рукояткой,что хан и проделывал с комичной серьезностью.

Меф сел сзади, смахнув с сиденья автоматные гильзы. Похоже,прежде чем отправиться к праотцам, водитель и пассажир желтой машины долгоотстреливались. Следы перестрелки заметны были и в коже сидений, и на дверцах.«Хорошо хоть трупов нет», – подумал Меф, знавший, до какой степени хан терпетьне мог убираться.

Мамай покосился на него узким глазом.

– Пристегиваться не будете, наследник?

Меф удивленно мотнул головой. Хан задавал этот вопросвпервые за всю историю их знакомства. И лишь минуту спустя, когда автомобильрванул с места и понесся по воздуху, выписывая на поворотах виражи, бросавшиеМефа то на Мамая, то на дверцу, он понял все почтительное лукавство хана.

Несколько минут спустя Мамай внезапно затормозил,использовав для этого заметенный снегом газетный киоск, и, ткнув пальцем черезплечо, прошипел сквозь зубы:

– Лигул едет!

Дальше в разговорной речи Мамая следовало несколько слов, окоторых беспокойные умы до сих пор спорят, являются ли они монгольскими,индоевропейскими, выросли ли из языческих обрядов плодородия, либо возниклистихийно, на волне единого народного творческого порыва.

– Где?

– Вон, из переулка высунулся!

Меф увидел нос длинного черного лимузина, действительно, каки говорил Мамай, «высунувшегося» из Камергерского переулка. Лимузин не тосвернул, не то обтек дом, и со змеиной вкрадчивостью двинулся в их сторону.Судя по тому раздражению, с которым Мамай смотрел на лимузин, шофер Лигулапринимал непосредственное участие в придании носу хана его нынешней формы.

«Ага! Значит, встреча бонз закончилась», – подумал Меф безособого сожаления. Сильного желания встречаться с Лигулом у него не было. Равнокак, впрочем, и слабого.

– Лигул нас увидит? – спросил Меф.

Мамай ткнул пальцем в лобовое стекло.

– Нэт. Глаза будет совсэм ломать, а нэ увидит.

– Почему?

– Улита поспорила с Ареем, что сумеет начертить рунуневидимости пальцем ноги. Хех! – сказал хан.

– И кто выиграл?

– Всэ, – сказал хан, ложась щекой на руль.

– Как все?

– Улита начертила руну. А Арей поспорил со мной, что онаотморозит палец. Улита об этом нэ знала. Я так смеялся, так смеялся, – сказалхан гнусавым голосом штатного плакальщика на похоронах.

Меф нетерпеливо следил за приближающимся лимузином. Если быв этот момент у Тухломона хватило прозорливости предложить ему гранатомет вобмен на эйдос, он мог бы не устоять. К счастью, Тухломоша был занят какой-тодругой аферой и мыслей наследника не сканировал. Ну да если Лигула нельзявзорвать, то, может, реально хотя бы подслушать, о чем он говорит?

– Хочешь отомстить? – предложил Меф Мамаю.

– Хочу! Водитель у него больно здоровый. Финикиец, бывшийгладиатор! Уж я его рэзал-рэзал, пилил-пилил! Я рэжу, а он ржет, разве такможно?

Помятый Мамай ударил кулаком по рулю и пригорюнился.

– Очэнь хочу отомстить! Саблю мою надо? – деловито спросилон у Мефа.

– Сабли не надо. А вот кусок пластилина может пригодиться! –сказал Меф.

И прежде чем Мамай понял, о чем он говорит, он решительнооторвал у Мамая ухо, зная, что оно все равно восстановится через день-другой.Хан мрачно ощупал пальцами пустое место и надвинул шоферскую фуражку, чтобыотсутствие уха не бросалось в глаза.

– Нехорошо! Пусть мне не больно, но мне абыдна, – сказал онс покорной укоризной.

– Жди меня здесь!

Размяв пластилин, Буслаев разделил его на две части:маленькую сунул себе в левое ухо, а побольше зажал в кулаке, нагревая, чтобыона не затвердела. То, что он задумал, было чистейшей воды авантюрой.

Меф выпрыгнул из машины и сразу провалился в огромныйсугроб. Зачерпнув снега, носки раздулись, как хомячьи щеки. Через четверть часавсе это размокнет, и ботинки грустно захлюпают что-нибудь в меру музыкальное.Пока же Меф, проваливаясь, выбежал на дорогу и, дождавшись, пока невидимыйпростым смертным лимузин Лигула окажется над ним, метнул согретый в кулакекусок пластилина. Тот послушно прилип к днищу лимузина и, не дожидаясьподсказки, расползся по нему тонким слоем.

– Изгрязень вкнязень! – прошептал Меф.

Вообще-то стражам, и особенно наследнику мрака, использоватьмагические заклинания не полагалось. Не тот уровень. С другой стороны, поройдаже на серьезном совещании молодые клерки бросаются шоколадными конфетами,пока начальство рассуждает о новых проектах.

У Мефа с его счастливой рукой и бешеной энергией магическиезаклинания срабатывали почти всегда. Иногда, правда, с ненормируемой силой, ибоБуслаев плохо умел сдерживать свою с каждым днем усиливающуюся мощь. Как-то разУлита вздумала обучить его слабенькому заклинанию Расклиниус, расстегивающемумолнии и пуговицы. Мефодий из любопытства испытал заклинание на Даф, желаявсего-навсего расстегнуть пуговицу ей на вороте, и той с воплем пришлосьзаворачиваться в сорванное с дивана покрывало. Случившийся при этом Мошкинужасно побагровел и раз десять, забывая ответы, спрашивал: «Я ведь ничего невидел, нет?»