За дверью слева находилась пустая комната отдыха для служащих. Такие же кожаные кресла и телевизор с широким экраном, развлекательная передача была включена на полную громкость.

Я подпрыгнул от неожиданности, когда Мейер вдруг вскинул пистолет и пустил пулю в экран.

— Опять этот Элвис! — выкрикнул он, толкая меня в другой коридор. — Пятьдесят семь каналов высокой четкости, и ничего стоящего.

Он пинком распахнул дверь с надписью «Комната отдыха летчиков». Мы прошли мимо спортивных снарядов, душевых, маленькой кухни.

Холод окутал нас снова, когда мы шагнули через другую дверь в ярко освещенный ангар. Ветер продувал его насквозь. Там были тележки с инструментами, передвижной кран, подмости, но людей, слава Богу, не оказалось. Он искал самолет? Самолета тоже не было. Еще раз слава Богу.

— Пошевеливайся, Беннетт. — Мейер вытолкнул меня из больших двойных ворот к цепочке ярких посадочных огней.

— Мы идем туда? — спросил я. — Но это опасно.

Мейер усмехнулся.

— Давай-давай, фараон, выкажи чуточку мужества.

Широко шагая к взлетно-посадочной полосе, мы увидели самолет, медленно приближавшийся по рулежной дорожке от одного из частных ангаров — оранжево-белую «сессну».

— Быстро давай свой значок, — приказал Мейер. — И стой здесь. Сделаешь хоть шаг — попрощаешься с дочерью.

Он вырвал у меня значок и побежал к полосе, сунув пистолет за пояс. Встав перед самолетом, поднял значок и неистово замахал рукой, словно разъяренный автоинспектор. Я видел за передним стеклом летчика, молодого человека с растрепанными светлыми волосами. Он выглядел озадаченным, но остановил самолет, и Мейер стал обходить крыло.

Через несколько секунд летчик открыл дверцу, и Мейер поднялся в самолет. Из-за шума винтов я не слышал, что они говорили, но видел, как Мейер что-то выхватил из кармана и замахнулся. Из его руки вылетела телескопическая стальная дубинка, словно лезвие громадного пружинного ножа. Должно быть, он взял ее у мертвого полицейского вместе с наручниками.

Он дважды ударил парня по голове с такой силой, что я почти ощутил ее. Потом расстегнул привязной ремень и выбросил его на полосу, по светлым волосам летчика струилась кровь.

— Беннетт, он разрешил на время взять его самолет! — крикнул мне Мейер. — Повезло, правда? Тащи сюда свою задницу.

Я стоял в ледяной струе воздуха от ревущих лопастей винта, соображая, есть ли у меня возможность добежать до машины и уехать вместе с Крисси. Но у Мейера снова был в руке пистолет. Я увидел вспышку и ощутил, как пуля пронеслась мимо левого уха. Не успел я моргнуть, и другая пуля срикошетила у моих ног.

— Ну-ну, Майки. Мне нужна компания. Идешь?

Я глубоко вдохнул и пошел к самолету.

«Тесно, как в гробу. И не так удобно», — подумал я, стараясь втиснуть свои длинные ноги под острую консоль на переднем пассажирском сиденье «сессны». Мешали наручники, которые Мейер надел на меня, перед тем как туго пристегнуть к креслу поясным и плечевыми ремнями безопасности.

Я разглядывал ошеломляющее множество сложного вида приборов и кнопок на громадной приборной панели. Но пальцы Мейера уверенно двигались по ним. Когда он двинул вперед один из шести поднимающихся с пола рычагов, шум пропеллеров усилился. Затем он передвинул соседний рычаг, и мы медленно двинулись.

Сворачивая на взлетную полосу, мы увидели пожарную машину — огромную, ярко-желтую, с включенными огнями и сиреной, — несущуюся посередине полосы, чтобы преградить нам путь. Она принадлежала службе управления порта по оказанию помощи при авиакатастрофах. Какое у нее прозвище?

Внезапно из бокового окна машины зачастил предупредительный огонь автоматических винтовок, и тармак перед нами покрылся пробоинами от пуль.

Черт возьми! «Пушки и шланги», вот какое. Эти люди были потрясающим гибридом пожарных и полицейских и имели дело с авиакатастрофами и угоном самолетов.

«Цельтесь в летчика!» — мысленно послал я им сообщение, пригнувшись на сиденье, как только мог.

Однако в ту минуту я готов был получить рану, если бы это наконец остановило Мейера.

Но он быстро повернул на рулежную дорожку, и мы понеслись в опасной близости от ангаров.

У меня перехватило дыхание при виде грузовика службы борьбы с обледенением у нас на пути. Миновать его было невозможно. На этой скорости попытка повернуть самолет привела бы к неистовому, неуправляемому вращению.

Я мысленно произнес предсмертную молитву.

В последнюю секунду Мейер потянул штурвал на себя. Мы поднялись в воздух, едва не задев колесами кабину грузовика.

Оцепенев от страха, я каждой клеточкой ощущал неистовое биение сердца, когда Мейер поднимал самолет. Во время службы в ГРК я побывал на местах авиакатастроф и хорошо знаю, что происходит с человеческим телом при столкновении самолета с препятствием на скорости несколько сотен миль в час.

Казалось, «сессна» поднимается вертикально. Я смотрел на мерцающие внизу огни и чувствовал себя парализованным болезнью и страхом.

Мысли путались. Что задумал Мейер? Куда направляется. За границу?

Большой разницы для меня не было.

Беспокоился я главным образом о Крисси. Очень надеялся, что она не видела, как Мейер застрелил полицейского и кто-нибудь уже ее обнаружил и позвонил домой.

— Знаешь, как тяжело терять брата — не один раз, а дважды? — крикнул Мейер, перекрывая рев двигателей.

Я встряхнулся и вышел из оцепенения, неожиданно почувствовав себя свободным. Если все равно погибну, терять уже нечего. И ни к чему слушать его болтовню.

— Сочувствую тебе, ублюдок, — резко ответил я. — Только другие в горе не испытывают желания убивать неповинных, беззащитных людей и похищать маленьких девочек.

— Оставь эту чушь. Когда я учился летать, мне сказали: «Малыш, видишь на песке пустыни людей, с высоты похожих на муравьев? Так вот, нам нужно, чтобы ты расстреливал их из крупнокалиберных пулеметов, делающих тысячу выстрелов в минуту. Не беспокойся, что там, где стояли люди, останутся кучи окровавленного тряпья. Не думай об этом, и все».

Но я должен был не думать и о настоящих мерзавцах здесь, в Штатах. Тех, кто делает людей несчастными, с легкостью доводит кого-то до самоубийства — эгоистичных тварях, превращающих мир в хаос. Оставлять их в покое? Нет уж. — Мейер покачан головой. — Иметь и то, и другое им не удастся. Они научили меня убивать за нашу страну, и я делаю именно это. Только на сей раз по своим правилам.

И я еще думал, что меня тошнит из-за болезни. А этот человек использовал военную травму для оправдания своего зла.

— Да, это трагедия, — сказал я.