И, прежде всего, Ронни точно знал, как обращаться с Тони и другими британцами из группы.

– Хотя Ронни был с севера штата Нью-Йорк, его всегда окружали британцы. Даже в Elf у него были техники из Великобритании. Ему всегда нравился британский юмор, и с ними он чувствовал себя комфортно.

Его англофилия выражалась не только в любви к «Монти Пайтону», индийскому карри и крепкому темному элю.

– Ему больше нравилось, как думают о музыке английские музыканты, а не американцы, для которых главное показуха. Их музыка мелодичнее, и, думаю, именно поэтому позже, в собственную группу, он искал британских музыкантов. Может быть, он был британцем в прошлой жизни?

Помимо всего прочего, Ронни Джеймс Дио принес в Black Sabbath еще кое-что, что вскоре стало общим достоянием всего мира хеви-метала.

– Хочу тебя кое-что спросить, – сказал Ронни, когда мы впервые встретились. – Что думаешь об этом?

Он поднял правую руку и показал жест, который сейчас, тридцать лет спустя, все знают как «дьявольские рога» или «козу». Я озадаченно уставился на него. Я никогда раньше не видел, чтобы кто-нибудь так делал. Он поднял другую руку и снова сделал этот жест, на этот раз – обеими руками, словно обращаясь к толпе. Ронни встал и начал целеустремленно расхаживать по комнате, высоко подняв руки и кидая «козы», словно отправляя послание величайшей важности. Хотя, собственно, так и было – точнее, получилось вскоре, когда он впервые вышел на сцену как новый вокалист Black Sabbath.

Все это происходило в Париже на студии «Фербер», где они заканчивали альбом Heaven And Hell. Группа была очень довольна, и мысли о том, как Black Sabbath смогут заменить Оззи Осборна, быстро развеялись. «Единственное, что меня беспокоит сейчас», по его словам, было то, как его воспримут поклонники Оззи, когда группа поедет на гастроли, как «выйти на связь» с аудиторией Оззи.

– Я знал, что им будет его не хватать, – признался Дио. – Так что я пытался придумать что-нибудь типа: послушайте, я не пытаюсь быть как Оззи, но я уважаю его, как фронтмена. И вот что мне в голову пришло…

Он снова показал «козу», высоко подняв обе руки.

– Что это? – спросил я.

– Моя бабушка с Сицилии этим знаком отводила сглаз. Я думаю, что знак «Виктория» принадлежит Оззи. Я не могу его показывать. Может быть, мне вот так вместо него делать?

И только сейчас до меня дошло. Оззи часто показывал знак «V – Виктория» на концертах Sabbath. А Дио хотел придумать личную версию того же самого. Конечно же, уже к концу первого концерта все зрители тоже показывали ему «козу». А через несколько лет этот жест можно было увидеть на любом хеви-металлическом концерте; он превратился в культурный знак, характерный именно для этого опыта: братство и бунтарство, соединенные в одном прекрасном изображении физического граффити.

На первых гастролях с Дио весной 1980 года к Sabbath вдруг снова начали относиться всерьез. Они даже в кои-то веки правильно выбрали время. Британский журнал Sounds начал продвигать новое явление в музыке, которое назвал «Новой волной британского хеви-метала» и которое совершенно определенно было реакцией на так называемую смерть хард-рока и хеви-метала, провозглашенную после появления панка. Музыкальную прессу вдруг наводнили новые рок-группы вроде Iron Maiden и Def Leppard, Saxon и Diamond Head. Рок с большой буквы «Р» после постпанкового уныния снова ворвался в чарты. Уважаемые члены рок-сообщества вроде Motörhead, Judas Priest, Gillan и AC/DC в тот год выпустили свои самые продаваемые альбомы. Возрожденные Black Sabbath с блестящим новым саундом, несравненным новым вокалистом и топовейшим новым альбомом тоже стали частью этого широкомасштабного рок-возрождения. Из ностальгического воспоминания по семидесятым они превратились в надвигавшуюся волну рока восьмидесятых.

Когда Sabbath в мае приехали в Лондон на первый из четырех концертов в «Хаммерсмит-Одеоне», встречать их вышел весь город, в том числе бывшие и нынешние участники Rainbow, Thin Lizzy, Pink Floyd и, что было особенно важно для Билла Уорда, барабанщик Led Zeppelin Джон Бонэм. Оба они начинали карьеру в грязных забегаловках Мидлендса в шестидесятых, оба сумели прославиться, причем, что почти невероятно, играя музыку, которую больше всего любили. Оба имели практически одинаковые «знаки почета»: купили фермы в Вустершире и страдали от тяжелой наркотической зависимости. В Мидлендсе начинали и другие знаменитые барабанщики – Бив Бивэн из ELO, Кози Пауэлл, впоследствии перешедший в Whitesnake, – но Билл всегда особенно обожал Бонзо, как, собственно, и все остальные. Когда выдавалось время для отдыха, они все собирались в барабанном магазине Мика Эванса в Бирмингеме.

– Мы все шли в магазин Мика и чесали языками, и это было круто. И там всегда был Бонзо. Он был в гуще событий, в центре, словно ось в колесе, если угодно. Я всегда считал его боссом. Его техника и особенно темп и баланс просто непревзойденные – и по сей день. Никого даже близко похожего на него не было, понимаешь? Он сделал столько всего хорошего, и как барабанщик, и как человек.

Впрочем, не в этом случае. Бонэм тогда репетировал для первых гастролей Zeppelin со времен катастрофической поездки в Америку в 1977 году, которую пришлось прервать после того, как Бонэм и менеджер группы Питер Грант в калифорнийском Окленде жестоко избили одного из техников за кулисами. Через два дня Роберту Планту позвонили и сообщили, что его маленький сын Карак умер от вирусной инфекции. С тех пор – не считая двух концертов в Небуорте прошлым летом, которые вызвали смешанные чувства, Zeppelin были в подвешенном состоянии. Перспектива возвращения на гастроли (Бонэм, как и Билл, тогда сидел на героине и был настоящим алкоголиком) вызывала у претенциозного с виду барабанщика немалую тревогу. А боролся он с этим чувством тем, что вел себя на публике еще невыносимее, чем обычно.

Пол Кларк вспоминает, что на первом концерте в «Одеоне» Бонзо попросил, чтобы ему разрешили на концерте сесть позади Билла, там, где обычно находится барабанный техник, Грэхэм. Якобы там его не будет видно, но, если что, он при необходимости сможет помочь Биллу. Билл согласился – а потом пожалел, когда в середине сета Бонэм начал хватать его за ноги, пытаясь помешать играть.

– Билл в ту ночь играл просто ох*ительно, – говорит Кларк. – Невероятно. Совершенно новый Билл Уорд – и все из-за того, что вместо техника рядом с ним сидел Джон Бонэм.

Впрочем, Кларк негодовал, видя, как «Бонэм все хватал его за ноги и пытался помешать, потому что очень расстроился, понимая, как здорово играет Билл».

Проблемы на этом не закончились, Бонэм, которого отправили досматривать концерт сбоку сцены, сказал: «Он очень хорошо поет – для долбаного карлика!» Ронни услышал это и тут же направился прямиком к здоровенному барабанщику. «Ты мудак!» – заорал Ронни ему в лицо. Бонэм собирался было ответить, но вмешался Тони и попытался успокоить его. Тони сказал Полу отвести его за кулисы и налить еще выпить.

В раздевалке Sabbath после концерта Бонэм у меня на глазах изводил несчастного Билла. «Ну, что думаешь, Бонзо?» – спросил Билл своим жалобным голосом. «Да говно полное!» – ответил Бонэм и зарычал – очевидно, это было смехом.