неожиданно быстрый мой приезд вменялся в заслугу Моро.

Я собирался уж все объяснить, как Изолина внезапно напомнила мне про обещанную исповедь.

Признание мое было несложным. Оно требовало только трех коротеньких слов на одном из двух языков, наиболее распространенных в Америке.

Я избрал тот, который словно создан для влюбленных. Нагнувшись к красавице и заглянув в ее широко раскрытые глаза, я прошептал слова, не утратившие своей прелести, несмотря на то что их повторяют на все лады:

— J te amo! (Я тебя люблю!)

Улыбка, освещавшая обычно лицо Изолины, исчезла. Нежным румянцем вспыхнули ее щеки. Стрельчатые ресницы опустились, и я не мог прочесть ее взгляда. Лицо ее омрачилось: шаловливый ребенок внезапно превратился в женщину.

Сначала выражение ее лица испугало меня, но смущение, краска стыда на щеках и высоко вздымавшаяся грудь — все это было добрым знаком.

Минута молчания показалась мне вечностью.

— Сеньор, — промолвила наконец Изолина, и впервые со времени нашего знакомства голос ее дрогнул, — сеньор, вы обещали мне быть откровенным. Но могу ли я верить в вашу искренность?

— Я говорю от всего сердца.

Она подняла глаза; в них светилась любовь. Взгляд ее наполнил мою душу блаженством. Даже солнечный луч не обладает такой живительной силой!

На подвижном, выразительном лице снова заиграла улыбка, но я приписал ее равнодушию и снова встревожился.

— Скажите, сеньор, — продолжала Изолина, — чего ждете вы от меня?

Я опешил.

— Быть может, вы ждете ответного признания?

— Увы! Разве я смею надеяться? Вы не можете…

— Вы ни о чем не спрашиваете меня?

— Нет, сеньорита! Мне страшен ваш ответ.

— С каких пор вы стали таким робким? Как обидно, что на мне нет маски. Не опустить ли вуаль, чтобы придать вам смелости?

Мне было больно и грустно. Я опустил глаза, как подсудимый, ожидающий тяжкого приговора.

Изолина рассмеялась, и в ее голосе мне послышались насмешливые нотки.

Внезапно услыхал я топот и, подняв глаза, увидал, что Изолина удаляется.

Она направилась к центру лужайки. На самой вершине холма она остановилась.

— Сюда, капитан! — крикнула Изолина, махнув рукой.

Машинально я последовал за девушкой.

— Итак, капитан, вы без боязни бросаетесь в бой, но робеете перед женщиной, не решаясь спросить, любит ли она вас.

Печальная усмешка была единственным ответом на ее шутливую болтовню.

— Браво, капитан! Вы меня удивляете. Не раз, наверное, задавали вы другим женщинам этот вопрос. Боюсь, что часто, слишком часто повторялись на вашем веку подобные сцены.

Она произнесла эти слова с нескрываемой горечью. Улыбка снова исчезла. Взгляд был устремлен вдаль.

— Не стоит заглядывать в прошлое, — продолжала Изолина. — Будем жить настоящим. Повторите, капитан… да, да, скажите мне еще раз, что вы меня любите.

— Я люблю вас… люблю, сеньорита!

— Меня одну? Только меня?

— Я никогда не взгляну ни на одну женщину.

— Спасибо, спасибо!

— Неужели, у вас не найдется для меня ничего, кроме холодной благодарности?

Молча отвернулась она, словно переживая какую-то внутреннюю борьбу.

— Я сумею доказать вам свою признательность, — сказала наконец Изолина. — Сами судите, оценила ли я вашу любовь. Три вещи могу я подарить вам…

— Не томите, Изолина.

— Я обещала ничего не скрывать от вас. Слушайте же. Я тоже пришла сюда, чтобы открыть вам свою душу. Видите, вдали белеет дом. В нем родилась я. Если вы захотите, вы войдете в него хозяином.

— Изолина!

— Еще я могу предложить вам свою руку.

Она протянула мне свою руку, которую я крепко сжал.

— А третий дар, Изолина?

— Третьего я не в состоянии вам отдать, потому что оно уже принадлежит вам. Вы похитили его.

— Что же это?

— Мое сердце.

Наши кони, чуткие, умные животные, внимали, казалось, разговору. Они медленно приближались друг к другу, и в то мгновение, когда я услыхал последние слова Изолины, морды их соприкоснулись, и зазвенели стальные уздечки.

Они стояли бок о бок, словно впряженные в одну упряжь. Видно, они понимали, чего хотят прелестная всадница и счастливый спутник. В безмолвном порыве мы с Изолиной нагнулись друг к другу — и первый поцелуй скрепил нашу любовь.

Глава XLVI

В ЛЕСУ

Мы расстались, так как неблагоразумно было показываться вместе. Изолина ускакала первая, оставив меня на лужайке. Прощаясь, мы сговорились встретиться на следующий день.

Я медлил, не желая покидать холма, отныне священного для нас с Изолиной.

Буйная радость победы сменилась глубоким покоем и беспредельным лучезарным счастьем. Заветная мечта исполнилась.

В жизни нет блаженства, равного разделенной любви. Только счастливый влюбленный без страха глядит в лицо будущему.

Внешний мир гармонировал с моим душевным состоянием. Никогда цветы не благоухали так сладко, как в этот день. Они сверкали ослепительными красками, а хлопотливое жужжание пчел и птичий гомон сливались в дивную мелодию.

Я охотно задержался бы на лужайке, но служебные обязанности призывали меня в селение.

Солнце уже склонилось к закату, когда я въехал под сень шелковистых мимоз.

Поглощенный своим счастьем, я ни на что не обращал внимания.

Мне следовало опустить поводья, предоставив коня самому себе. Моро инстинктивно привез бы меня в поселок. Но, в рассеянности дергая поводья, я заставил его свернуть с прямого пути.

Что бы там ни было, но я очутился в густом лесу, без малейшего признака тропы, не зная даже, верное ли я взял направление. Вскоре я убедился, что еду не в