он пожимает плечами, произнося это с легкостью и каким-то будничным тоном.

Я ворошу в памяти все школьные годы, которые, как мне казалось, он отравил своим постоянным присутствием. Но неожиданно вижу все ситуации под другим углом, и они больше не кажутся мне жуткими. Напротив, если бы тогда я хотя бы немного приспустила розовые очки и завесу неприступности, возможно расценила его поступки, жесты и слова совсем по-другому. Они показались бы мне даже… милыми. Может, права была Маруська все это время, когда говорила, что я воспринимаю Соколова в штыки, потому что сама боюсь в него влюбиться?

Придвигаясь ближе к Леше и беру его за руку, отчего от вздрагивает от неожиданности. Шепчу тихо-тихо, почти неслышно, умирая от волнения:

— Вот прям такая уж «неразделенная»?

Глава 24. Москва близко!

На утро я просыпаюсь в кольце крепких рук. Чувствую теплое, размеренное дыхание на шее и прикосновение колючей щетины к нежной коже за ухом. Все это мне в диковинку, лежу и прислушиваюсь к своим ощущениям и вспоминаю обрывки наших ночных разговоров. Мы обсуждали каждый инцидент и каждую нашу стычку в школе. Если бы мне сказали, что я проведу ночь у красивого парня, который не притронется ко мне и пальцем, но я все равно буду считать эту ночь лучшей в своей жизни — я бы покрутила у виска.

Осторожно приподнимая руку Соколова, я медленно выползаю из постели и тихо пробираюсь в ванную. Леша даже не шевелится, так крепко спит.

С зеркала на меня смотрит сонная, помятая, но какая-то другая версия меня. Мои глаза еще никогда так не лучились счастьем, как сегодня.

«Все-таки, я в него влюбляюсь, блин!» — обезоруживающая и откровенная, но, все же, очевидная констатация происходящего. Разве могло быть по-другому? Мы же проводим почти все свободное время вместе. Лучше, чем Соколов меня знает только Маруська. Но это не точно.

Привожу себя в порядок, переодеваюсь в джинсы и немного подкрашиваю глаза, чтобы придать лицу свежести. Когда я выхожу из ванной, Леша уже не спит. Он сидит на краю постели и трет заспанное лицо.

— Доброе утро, — он такой смешной спросонья, не могу удержаться от улыбки. Подхожу к нему и тереблю его и без того спутанные волосы. — Как спалось?

— Слишком мало, — ворчит он, заключает меня в объятия и утыкается лбом в мой живот.

— Хочешь приготовлю блинчики?

— В моем доме отродясь не было муки, Ермакова… и в твоем не должно быть.

— Диктатор! — с усмешкой комментирую я, листая меню быстрой доставки в телефоне. — Я говорю о диетических блинчиках по рецепту Хасанова.

Быстро нахожу все необходимые ингредиенты в телефоне и заказываю доставку. Пятнадцать минут, которые у меня есть в запасе, хочу потратить на приятности.

— Тима очень крутой повар, — соглашается Леша, отклоняясь от меня. — Иногда я поражаюсь, как ему приходят в голову все эти рецепты? Из обычных продуктов, он умеет создать шедевр. Мы с ним даже ресторан диетического питания хотели открыть, представляешь?

— Очень хорошо представляю! Нам в городе таких мест не хватает.

— Жаль, что теперь с этими планами придется повременить… по крайней мере, лет на пять. Пока я отучусь.

— Ох уж эти планы, планы… — грустно вздыхаю я и сажусь рядом с ним.

Он падает на спину и тянет меня за собой. Я хохочу и сопротивляюсь.

— Ложись давай, обломщица! — ворчит он. — Вечно с тобой все идет наперекосяк.

— План А, План Б… Всегда есть вариант В, — деловито изрекаю я, а Леша все-таки заваливает меня на спину и ложиться сверху, придавив весом своего тела.

— В? Властью, данной мне от природы и В-вредностью, доставшейся от всех женщин на планете, наделяю тебя Соколов Алексей во-от такой огромной головой от мыслей, которые ты вчера вложила мне в голову… — он смеется и добавляет, — …и во-о-от такими звонкими яйцами.

Мы оба заливаемся громким смехом.

— В-воздержание, — исправляю я, все еще хохоча.

Леша перекатывается с меня обратно на спину и замолкает. Я поворачиваю голову и смотрю на его задумчивое лицо.

— Ты в самом деле считаешь, что я бы сделал это? — слышу внезапное волнение в его голосе. Леша пялится в потолок и ждет моего ответа, а когда не дожидается, поворачивается и ловит мой потерянный взгляд. — И кто бы я был после этого?

— Мужчиной?

— Разве что, озабоченным неандертальцем… Ермакова, что за бред? — он поднимается на локте и заглядывает в мои глаза. — Ты серьезно думала о плане А? — киваю, а его глаза расширяются. — И ты бы согласилась?!

Я закусываю нижнюю губу и снова несмело киваю. Соколов хватается за голову и со стоном падает на подушки.

— Я понял в чем моя проблема: я всегда даю тебе понять чего хочу, но оставляю последнее слово за тобой. И, походу, даю тебе слишком много власти…

— Да, это ты зря. Надо было надавить. Чуть-чуть…

— Я уже понял!

— Все равно, спасибо. Мне нравится чего мы достигли за эту ночь. Это было гораздо интимней и важней, чем… все остальное.

Леша касается моей руки и переплетает наши пальцы. Я ощущаю себя совершенно невесомой от этого жеста.

Домофон оживает и громко звенит, сообщая о доставке. С неохотой Соколов поднимается и принимает заказ, расплачиваясь. Я спешу к кухне и с удовольствием занимаюсь готовкой, а Леша уходит в ванную, а когда возвращается, варит кофе в турке. Мы делаем все слаженно, не сговариваясь, и я ловлю себя на прекрасных мыслях о том, каково это быть его девушкой, встречаться с ним или жить вместе…

Пока я жарю блинчики, я думаю только об этом. Эмоции захлестывают через край, а потом вовсе затягивают меня в бездонное отчаяние. Я становлюсь совершенно бессильна перед слезами, которые текут по щекам.

— Ты что, плачешь? — голос Соколова за спиной звучит неожиданно, я вздрагиваю.

— Нет, просто… — поспешно вытираю щеки, но он перехватывает мою руку и разворачивает к себе.

— Плачешь, — он теряется и мрачнеет, а я откидываю лопатку для переворачивания блинчиков в сторону и бросаюсь к нему, крепко стискиваю его футболку на спине, а лицом утыкаюсь ему в грудь.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал!

Несколько минут Соколов стоит в замешательстве, не зная куда девать свои руки, а затем обнимает меня в ответ.

— Ну, надо же, Ермакова, — он гладит меня по волосам, зарываясь в них пальцами. — За столько лет — это твое первое признание.

В ответ я еще крепче стискиваю ткань на его футболке. Мы стоим обнимает друг друга, пока я не вспоминаю про