Где-то в доме рыдал узник.

Этот звук напомнил ему о сестре. О том, как она, такая маленькая и беззащитная, с огромными от ужаса заплаканными глазами сидела в углу комнаты, держась за свою ручку в синяках, и пыталась сказать ему что-то взглядом так, чтобы не привлечь внимание Бейтмена. А сейчас она, замирая от страха, ждет брата в машине.

Звук привел его к запертой двери под лестницей. Всхлипы прекратились. Мальчик прижался ухом к двери.

– Трейси? – неуверенно спросили с той стороны.

Мужской голос, полный боли. Мальчик отдернул руки от дубовой двери, задев торчащий из замка железный ключ. Ему казалось, что человек за дверью видит его и понимает, что он – тоже узник. Мальчик на цыпочках отошел от двери. Поднял шест с пола. Вернулся к лестнице и к своему заданию.

– Трейси… – снова позвали из-за двери.

Зажав ладонями уши, мальчик поднялся по лестнице на второй этаж.

Он не осмелился включить свет, только приоткрыл дверь, отчего комната наполнилась бледным сиянием Луны. На полу валялся стул. Мальчик поставил его на площадку лестницы. Забрался на стул, вставил пластмассовый конец шеста в крышку люка в потолке и повернул. Люк с трудом поддался, и с чердака вниз опустилась складная лесенка.

Наверху открылся идеально черный квадрат неба.

Мальчик бросил шест и забрался в люк.

На чердаке было одно оконце, через которое светила луна. Досок на полу не было, и мальчик аккуратно прошел по балкам, стараясь не вдыхать запах паутины и пыли. Следуя указаниям Бейтмена, он пробрался к дальней стене. Во всю ее высоту шла щель шириной с футбольный мяч. Мальчик засунул руку как можно глубже. Пальцы схватили пустоту. Мальчик набрал воздуха в грудь и протиснулся в щель.

Нащупал какую-то ткань.

Задержав дыхание, он скользнул чуть дальше, ухватил пальцами ткань, подтянул к себе. Схватился за нее рукой. Это оказалась лямка холщовой сумки. Мальчик потянул ее к себе со всей силы. Сумка была тяжелая.

Обрадовавшись, что все получилось, он попытался выбраться из щели, но застрял. Дернулся снова. Безрезультатно. Подумал о том, что сестренка осталась с Бейтменом и матерью в машине. Об узнике, который плакал под лестницей. Мальчик яростно заорал, высвободился из щели и упал на перекрытие между балками. Затрещала штукатурка, и мальчик рухнул на лестничную площадку. Он лежал, сжимая в руке сумку, и пытался вдохнуть, а сверху на него сыпались трухлявые щепки и куски штукатурки.

Мальчик перекатился на живот, выплюнул труху и вскочил на ноги. Откашливаясь и прижимая к груди сумку, слетел с лестницы в коридор, стараясь не глядеть на кухню с тремя трупами. Он уже взялся за засов, но тут из-за двери под лестницей снова раздался голос:

– Трейси?

Узник плакал. Мальчик снова подумал про сестру. Сейчас они все вместе уедут. Бейтмен заведет мотор, они снова будут петлять по бесконечным проселочным дорогам. Никто не найдет их следов, и они никогда не вернутся. Кончики пальцев защипало, как от тока. В ушах гулко стучала кровь.

Решение пришло само.

Быстро, чтобы не передумать, мальчик вернулся к двери под лестницей. Нащупал ключ. Повернул до щелчка. Потом бросился к входной двери, открыл ее и побежал.

Было пять утра. Из машины мы наблюдали за одним из типовых домиков на тихой улочке Рашхолма[17]. Сюда нас привел телефонный номер, найденный среди вещей улыбающегося человека. На двери не было таблички, и мы не знали, чей это дом. Оставалось только ждать. Спали урывками, по очереди, но посреди ночи периоды бодрствования, увы, совпали, и у нас завязался разговор. Сатти развивал свою теорию конца света. Мол, жара – это первый признак. А то, что пар из канализационных решеток валит, так это город по-тихому коротит. В тесной машине никуда особо не денешься, так что мне пришлось наблюдать за утренними гигиеническими процедурами Сатти. Сначала он до скрипа и до красноты натер лицо антисептиком. Потом капнул им на кончик пальца и поводил по деснам.

Как только я опустил стекло, у Сатти зазвонил телефон.

Он ответил и с минуту сосредоточенно слушал, что ему говорили. Потом выругался, сообщил собеседнику, где мы находимся, и нажал «отбой».

– Что случилось?

– Патрульные показали стромеровские фотки улыбающегося человека работникам «Мидленда». Те только глазами похлопали, но утром пришли горничные…

– И что?

– Одна его узнала. В пятницу вечером она пришла убраться в номере, а Зубоскал ее чуть не вытолкал. Про пятницу знаем, потому что он сразу позвонил администратору и оставил жалобу. Велел, чтобы никто не совался в номер, пока на двери висит табличка «Не беспокоить»…

– Наверное, полотенца мочил в керосине, – предположил я. – С кем из администраторов он говорил?

– Выясняют. Но главное, что номер будет числиться за ним еще два дня…

– На двери так и висит «Не беспокоить»?

– Ага. – Сатти многозначительно посмотрел на меня. – Между прочим, он жил в номере пятьсот тринадцать.

Как в «Палас-отеле».

– Имя узнали? – спросил я, пытаясь скрыть волнение.

– Номер забронирован на Артура Нусса, – ответил Сатти.

– А. Нусс – сказал я, чуть подумав. – Забавно.

Подъехала оперативная группа.

– Вот и славно, – сказал Сатти, вылезая из машины. – Поехали мы номер вскрывать. Если тут кто объявится, пообщайся. Выясни, что за хрень происходит. – Он громко хлопнул дверцей и ушел.

Я не мог не думать о том, что обнаружат в «Мидленде» и какое значение имеет одинаковый номер комнаты.

Прошел еще один долгий час.

Ночью жара спадала, но теперь вернулась с новыми силами. Я сидел, выставив ногу наружу. Неожиданно где-то рядом раздался детский голос. Я поглядел в зеркало заднего вида: по тротуару шел маленький мальчик за руку с женщиной – наверное, своей матерью. Тихо разговаривая, они остановились у дома. Я так обрадовался, что не сразу сообразил, как действовать.

Женщина была чуть старше меня, загорелая, с темно-русыми волосами. По ее внешности можно было предположить, что она увлекается духовными практиками: на ее запястьях звякали широкие цветные браслеты. Образ нарушало то, что женщина докуривала сигарету. Красный огонек дополз до фильтра. Женщина закрыла глаза и сделала последнюю затяжку. Потом медленно выдохнула и устало улыбнулась мальчику.

– Простите, – сказал я, как можно мягче.