– У меня вопрос насчет мусорных пожаров на Оксфорд-роуд…

– Если это тот вопрос, что я думаю, то нет, мы этого не сделали. Ни вы, ни детектив-инспектор Сатклифф не просили взять образцы с места происшествия, да и я не усмотрела ничего подозрительного.

– Это уже не важно, – ответил я. – Нужно определить, куда увезли две предыдущие урны, и прислать бригаду к третьей.

– Это же давно было. Что там может быть интересного?

– Пока не знаю, – ответил я и повесил трубку. Потом дрожащими пальцами набрал номер Сатти. Дозвонился с третьей попытки.

– Алло?

– Я знаю, кто поджигал мусорки.

– Вот это да, – произнес он равнодушно. – Теперь нас пригласят к самому премьер-министру.

– Это был улыбающийся человек.

Сатти весь обратился во внимание.

В ожидании напарника я позвонил начальнику пожарного расчета, который дежурил четыре дня назад. Третью урну потушили довольно быстро, потому что звонок поступил сразу после возгорания. У меня мелькнула надежда, что пожарных вызвал сам улыбающийся человек. Тогда можно будет определить номер телефона и, может быть, даже получить образец голоса. Но начальник расчета развеял эту надежду.

– Подростки собирались почтить память товарища, которого насмерть сбила машина. Они и позвонили.

– Понятно…

– Надеюсь, прижмете урода, который урну поджег. У нас на другом конце города дом горел, пришлось оттуда часть бригады перебрасывать.

– Урод уже свое получил, – сказал подошедший Сатти.

Я нажал «отбой».

– Ну, что тут у нас? – Сатти осмотрел урну, попытался ее открыть.

– Криминалисты едут.

– Быстро сработано. – Он оставил урну в покое и смерил меня подозрительным взглядом. – С чего ты взял, что это был он?

– Камера засняла.

– На записях с уличных не было…

– Велосипедист мимо проезжал. С камерой на шлеме.

– Надо же, как удачно подвернулся! Это дело становится охренительно странным. – Сатти посмотрел на меня. – И что, по-твоему, внутри?

– Какой-то предмет, завернутый в тряпку.

– Значит, в первых двух могло быть то же самое…

– Криминалисты сейчас выясняют, где они. Может, уже на свалке, а может, еще в мусоровозе. Но те обгорели сильнее.

Сатти хмыкнул. Наступила неловкая тишина. Вскоре прибыли криминалисты. Они еще не закончили работу на берегу канала и совсем не обрадовались, когда их сорвали с места убийства ради расследования хулиганства. Но Сатти так на них глянул, что они принялись за работу. Разрезали пластиковый корпус урны, отделили от металлического каркаса. Запахло застарелой гарью.

– Нет, вы только поглядите! – пораженно произнесла эксперт.

Мы подошли к урне, заглянули внутрь. Ничего, кроме обгорелого, скукоженного, промокшего мусора.

– Красота, – сказал Сатти.

– И ради этого вы оторвали нас от дела?

– Нет, чтобы услышать твой голос, дорогуша. Упакуйте содержимое.

Эксперт пристально посмотрела на Сатти и пожала плечами, решив, что не стоит с ним связываться. Она и ее напарник принялись доставать из урны горелый мусор, покореженные жестяные банки, вспучившиеся пакеты из-под чипсов, сморщенные коробки от фастфуда и перекладывать их в пакеты для улик. Мы с Сатти отошли в сторону.

– Это точно был он, – сказал я.

Сатти пристально на меня посмотрел:

– Ну-ну. Забавно получается…

– Что именно?

– Паррс перебрасывает тебя с дела Зубоскала на мусорки, и ты умудряешься за считаные часы найти между ними связь.

– Я несколько дней этим занимался. И раз они связаны друг с другом, я-то тут при чем?

– Надеюсь, у тебя есть запись. Стромер на короткой ноге с криминалистами. Если она проведает, что ты их сюда пригнал мусор разгребать, то ей сообщить об этом Паррсу такой же пустяк, как подружку пальцем оттрахать.

День выдался тяжелым: меня отстранили от расследования, вынуждали уволиться, анонимно запугивали. Терять было нечего. Хотя мы стояли далеко от остальных, я тихо сказал, глядя Сатти в глаза:

– Знаешь что, Питер?

Он выпрямился:

– Что?

– Без толку снаружи отмываться, если дерьмо внутри. Хряпни своего антисептика, всех осчастливишь. – Я уже повернулся, чтобы уйти, но Сатти схватил меня за руку.

Его пальцы впились мне в запястье чуть ли не до кости. Он улыбался, его глаза светились злорадством. Я дал ему повод, которого он столько ждал.

– Вот оно что, – процедил он сквозь зубы. – Считаешь свои яйца неприкосновенными, красавчик? А знаешь, почему нас еще не уволили? Потому что в один прекрасный день понадобится козел отпущения. Угадай, кто это будет? – Он рассмеялся. – Мы оба знаем, кого выберет Стромер.

– Мне наплевать, что она обо мне думает. Убери чертову лапу.

Сатти не шевельнулся.

– Хочешь подраться при свидетелях, Сатти? Мне, в отличие от тебя, нечего терять.

Он понял, что я не шучу, снова улыбнулся, выпустил мою руку и отошел.

– Детективы, – позвала нас эксперт.

Мы обернулись. Она держала в руке пакет для улик с двумя пухлыми пачками опаленных купюр. Мы с Сатти переглянулись и вернулись к урне. На дне, среди мусора, виднелась тряпка, которую выбросил улыбающийся человек. Полусгоревшее полотенце с еще одной пачкой денег.

– Что одному хлам, то другому – сокровище, – произнес Сатти.

Никто не засмеялся.

Криминалисты извлекали из урны банкноты разной степени подпорченности. Некоторые обгорели до неузнаваемости, некоторые сохранились лучше, чем деньги в моем бумажнике. Значит, глубже найдутся совсем нетронутые огнем. Пока что шли двадцатки в пачках по несколько тысяч фунтов.

Я посмотрел на Сатти:

– Все еще считаешь, что я их подбросил?

Сатти зло зыркнул на меня, но тут мой телефон завибрировал, и я под предлогом разговора отошел подальше. Звонила главный эксперт.

Мои надежды не оправдались.

– Урны уже на свалке, – сообщил я Сатти, вернувшись. – Мусорщик сказал, что они все равно почти полностью сгорели.

– Я бы то же самое сказал, если бы нашел несколько тысчонок в кузове своего мусоровоза, но, может, и не врет.

Даже Сатти был разочарован. Стоило нам приблизиться к разгадке тайны улыбающегося человека, она ускользала, словно песок сквозь пальцы. Даже если в урнах осталась только зола, экспертиза могла бы что-то прояснить.