Самое лучшее — это постараться заснуть.

Прозвонив четыре раза, телефон замолчал.

Грей выключил свой сотовый и не стал смотреть на часы. Он и так слишком хорошо знал, что уже за полночь.

Джой либо не берет трубку, либо ее нет дома.

Зачем, черт возьми, он сказал ей, что ему наплевать, с кем она встречается на севере?

Ему было не наплевать. Совсем не наплевать. До такой степени, что он не мог думать ни о чем, кроме нее. Единственное, что он чувствовал, — это тоска по ней и… ну, в общем, какое-то странное ощущение, как будто раздет.

Грей в изнеможении потер глаза. Его совсем не радовала необходимость торчать на очередной вашингтонской вечеринке. Через дверь, которую он закрыл, чтобы уединиться, в комнату просачивалась нескончаемая мешанина звуков. Люди пили, разговаривали, смялись. Джон Бекин, как обычно, закатил большой праздник, но сегодня Грей был не в настроении.

Смирившись с неизбежностью, он бродил туда-сюда, рассматривая безделушки, картины и фотографии.

У него в голове звучал голос Джой:

«Что должно произойти, чтобы ты стал доверять мне?»

«Мне не нужно доверять тебе».

Он ответил ей искренне, но возможно, ошибся. Если бы это было так, то он, во-первых, не чувствовал бы себя сейчас таким несчастным. А во-вторых, что это значило для Джой? Может быть, ей нужно знать, что он доверяет ей?

«Что должно произойти, чтобы ты стал доверять мне?»

Господи, его пугал этот вопрос, по-настоящему пугал. Потому что чем больше времени он проводил с ней, тем сильнее привязывался и тем труднее ему было не вспоминать о прошлом. Черт возьми. Он никак не мог отделаться от воспоминаний об исковерканной жизни отца.

И до сих пор продолжал слышать, как открывалась и закрывалась дверь в спальню матери, когда уходил очередной любовник.

Проклятье! Он понимал, что Джой не его мать. Но он также знал, что она только начала спать с мужчинами. Если это можно так назвать. Как только ее карьера пойдет вверх, она выйдет на арену нью-йоркской жизни. С ее сногсшибательной красотой и добрым сердцем. Разве она не заслуживает того, чтобы поэкспериментировать на свободе?

Грей потер грудь. Поэкспериментировать?

Ох, да ладно тебе, Беннет. Можно подумать, сексуальные джунгли Манхэттена похожи на то, что показывают в спецвыпусках «Нэшнл Джеографик».

Хотя разных зверей в Нью-Йорке хоть отбавляй.

М-да. И если один из них дойдет до того, чтобы пожать ей руку, Грей тут же превратится в коммандос. Нет, он хотел, чтобы Джой принадлежала ему, и больше никому.

Так, к чему мы пришли?

Ответ был прост. И страшен. Судя по всему, он должен сделать этот шаг, сказав ей, что хочет, чтобы они были вместе. И больше никого. Как у подростков. Хотя эти слова звучали смешно для двух взрослых людей.

Однако, когда Грей стал обдумывать, как сделает ей это маленькое предложение, он почувствовал одну лишь холодную пустоту. Ощущение напомнило ему то, что сковало все его существо, когда в ночь пожара он едва не ляпнул «я люблю тебя».

Грей снова потер грудь. Вот черт, он боялся.

Но почему?

Потому что, возможно, всего лишь возможно, корень его проблемы таился не в его прошлом или настоящем. Возможно, он не имел никакой связи со временем. Очень даже возможно, что он просто трус, который боится и не хочет, чтобы его сердце оказалось разбито.

Грей поморщился.

Проклятье! Сколько бы он ни старался избегать мыслей о своих чувствах, все напрасно. Самопознание оказалось веселеньким занятием, почти как ногу сломать.

Мысли о бойфрендах и гёрлфрендах заставили Грея остановиться рядом с черно-белой фотографией группы учеников колледжа. Молодой Джон Бекин, его покойная жена Мэри и, надо полагать, его закадычные друзья в фуфайках с символикой Йельского университета сидели на открытой футбольной трибуне.

Господи, Бекс выглядел таким молоденьким, но его энергия уже просвечивала. На фотографии он смотрел через плечо. Смотрел очень пристально, полностью поглощенный этим занятием.

Грей нахмурился и наклонился ближе к снимку. Боже правый! Позади Бекса стояли Элисон и Роджер Адамс.

И смотрел Бекс на Элисон.

Девушка, похоже, не замечала его внимания. Она смотрела на своего будущего мужа, улыбаясь чему-то, сказанному Роджером, и выказывала полнейшее равнодушие к молодому человеку, который обернулся к ней с… любовью.

Грей почувствовал себя отвратительно, примерно так же, как при встрече с матерью.

— Вот ты где, — послышался голос с противоположной стороны комнаты.

Грей обернулся, не выпуская из рук фотографию. В комнату, улыбаясь, зашел Бекс.

— А мы уже испугались, что ты ушел, Беннет.

— Ты до сих пор хочешь ее, — тихо сказал Грей.

Бекс, видимо, растерялся.

— Извини?

— Элисон Адамс. Ты был влюблен в нее тогда. — Он повернул фотографию. — И до сих пор хочешь ее. Поэтому ты попросил меня покопаться в этой истории. Тебе хотелось, чтобы она наверняка узнала о его неверности, и ты надеялся, что я заставлю ее мужа рассказать ей все или сам пойду к ней с тем, что мне удастся нарыть. И это никакого отношения не имеет ни к утечке, ни к репортерше, ни к сенату, верно?

Бекс опустил глаза прежде, чем решился соврать.

— Не говори ерунды, Грей.

— Ты знаешь, что я с ней близко знаком. Что я уважаю ее. Что я сочту неправильным скрывать это от нее. — Грей покачал головой и поставил фотографию назад. — Ты здорово подставил меня, Бекс. Очень, очень здорово.

Проницательные глаза Бекса уставились на него, пока он оценивал, стоит ли продолжать врать.

— Ты ходил к нему?

— Да, ходил.

— Что он сказал? Он признался?

— Я не собираюсь обсуждать это с тобой. Но он заверил меня, что не имеет к этому отношения, и я верю Роджеру. — Грей верил ему отчасти потому, что во время их разговора сенатор плакал, но большей частью потому, что завести интрижку с репортершей было и без того достаточно опасно. А делиться секретами с журналисткой, с которой спишь, означало бы гарантированное карьерное самоубийство. Адамс был слишком умен, чтобы не понимать этого.

— Она вышла не за того парня, Грей.

— Это твое мнение.

— Я, по крайней мере, не стал бы изменять ей.

Грей покачал головой, чувствуя, что себя потрясенным до глубины души.

— Извини меня, но я пойду.

Бекс протянул к нему руку:

— Грей, он обманывал ее еще в колледже. Он не стоит ее. Никогда не стоил.

— А ты стоишь? Ты подсунул мне свою грязную работу. Может, я что-то упускаю, но не нахожу в этом особой честности.