— Смотри на меня, Намар, — дёрнул за подбородок Тамир, к себе лицо Вейи поворачивая.

Вейя смотрела через влажные ресницы на кагана. Он так близко, ещё чуть бледный от ярости и гнева, чёрные, совершенно беспросветные бездны глаз, в которых видела пожар, и она горела в нём, тлея углями, горсткой пепла. Вейя позволила ему владеть ей — и пусть скорее это закончится, хотелось плакать от того, как по телу прошлась судорога, когда он входил так твёрдо и быстро, не жалея нисколько. Тамир, поймав подпрыгивавшую в такт его движениям грудь Вейи, сжал в пальцах судорожно и рванулся настолько глубоко, насколько позволяло молодое тело, узнавшее мужчину первый раз, заполняя собой всю её до краёв, потом толкнулся ещё и ещё, раз за разом всё быстрее твёрже и сильнее, совершая размашистые толчки. По его телу прошлась ощутимая дрожь, и Тамир остановился вдруг. Вейе показалось, что каган дышать перестал, а следом почувствовала явственно, как вздрогнула твёрдая плоть, отдалась в глубине тела Вейи напряжённым горячим всплеском, и что-то влажное заполнило судорожно сжимавшееся его плоть лоно. Тамир сжал челюсти, давя в горле грудной стон, обжигая варом своего дыхания.

---------------------------

[1] Би хэсэг (монг) — сукин сын.

[2] Та юу вэ Тамир (монг.) — ты что Тамир.

Вейя ощущала жар его тугого, слепленного из стальных мышц тела, буйное дыхание растекалось по шее и груди. Всё тело дрожало, горело между ног, и хотелось холод даже приложить, чтобы утихло всё.

— Эрэлхэг шувуу, на-Мар, миний, хэн ирэх, та нарт, та надад хүнд хэцүү бацхан шувуу[1]… — низкий голос шелестел над ухом, опаляя влажную кожу. Вейя не разобрала ничего, но взволновало то, как он произнёс слова, совсем по-другому, не как всегда — строго, рубя.

Пронизав пальцами волосы, Тамир посмотрел в глаза её, затылок обхватил крепче, рванулся в последний раз — Вейя только воздуха глотнуть успела, его губы накрыли её, не давая дышать, а только вкушать их: горячие и терпкие, как и вкус его настойчивого поцелуя, что только разморил больше, совсем как вар сбитня, которым угощала ныне та женщина из деревни. Горячий язык Тамира скользнул вглубь рта, больше не позволяя ни говорить, ни думать, ни дышать, разгоняя по напряжённой шее и лопаткам скованность. Вейя влажные ресницы прикрыла, теперь мысли были где-то за гранью вдалеке, осталось только тесное соитие. Тамир, позволив наполниться этими ощущения в достатке, вышел, а Вейя колени поспешила свести. Ни один мужчина так не смотрел на неё, как каган: жадно, страстно, обжигающе. Вейя попыталась прикрыться руками, но Тамир остановил.

— Ты очень красива, Намар, не прячь своё тело от меня.

Он сгрёб её в охапку и, точно куклу тряпичную, на свою грудь водрузил, опрокидываясь на спину. Сырой холод, что клубился в шатре, уже не чувствовался, хоть и лип к разгорячённому телу. По-прежнему шуршал дождь снаружи. Пальцы Тамира сжимали и чуть поглаживали плечо. Вейя старалась не смотреть на него всего обнажённого, и, как ни странно, сейчас не было ничего: ни смущения, ни стыда, ни страха и боли, кроме усталости такой, что пошевелить руками не могла, только тяжесть его тела, гул мощного сердца под расходящимися в глубоком дыхании рёбрами. Вдруг вспомнила о той метке на его боку, что успела заметить, но эта мысль растаяла в стремительно обволакивавшем тумане. Вейю всё ещё трясло, и тянуло внизу живота, но, наверное, впервые за долгое время чувствовала себя расслабленной. Он вытряхнул из неё все силы, всё до капли, оставив плавать в тугих тёплых волнах сонливости, что давили с каждым становившимся ровнее его вдохом.

***

Вейя проснулась с давящим и волнующим чувством чего-то непоправимого. Неприятная холодная зябь прокатилась по оголённому плечу, забираясь под меха. Вейя поёжилась и открыла глаза, увидела в сонном мутном мареве зарождавшего рассвета стены шатра и очаг, который давно остыл. Пошевелилась, всё тело ломило, и не оставляло ощущение наполненности — такого непривычного, чуждого и странно волнующего. Вейя всё прислушалась к себе, пытаясь свыкнуться с тем, что каган взял её вчера, но воспоминания только наваливались грудой камней, что хоть плачь. Как же всё скверно вышло, но, видно, Макошь тому дала дозволение, раз такую нить сплела для неё, сама же просила о том, свернув с пути, который мать-пряха уготовила уж ей давно. Полно теперь сожалеть о чём-то, когда свершилось уж всё.

Слушая размеренное дыхание Тамира и отдалённые звуки лагеря, вяло доползавшие до слуха, думая обо всём, расталкивая глыбы мыслей разных, Вейя попыталась ещё поспать малость, ведь ещё слишком рано. Но сон не шёл, только измучилась.

Прикусив губы, Вейя приподняла край шкуры. Лучше уж сейчас уйти, пока спит он, да и чтобы никому на глаза не попадаться, как выходит из шатра кагана.

Осторожно выбралась из-под укрытия, соскользнула с ложа, стараясь не разбудить раскинувшегося за спиной Тамира. Поддела ногой исподнюю, что попалась по пути, подняла её, расправила и огорчилась — одёва теперь не годная. Позади глубокий вдох раздался, Вейя прижала испорченную рубаху к груди, чуть повернула голову. Тамир по-прежнему оставался на месте своём, спал. Вейя старалась не задерживать на нём взгляда, а всё равно цеплялась за открытый изгиб шеи и налитые сталью плечи, гряду позвонков на сильной спине и глубокие ямки у основания, дальше смущение брало смотреть. Истинный вождь своего племени, сын кагана и хозяин степи.

Вейя, нахмурившись, отвернулась, осмотрелась и, наконец, отыскала своё платье — помятое, но хотя бы уже сухое. Торопливо вдела руки в рукава, натягивая на себя.

— Ты так торопишься уйти? — раздался позади голос, от которого вздрогнуло сердце. Вейя выпрямилась. — Сними эту тряпку, я тебе ещё не позволял уходить.

— Мне нужно идти, — сдавлено ответила Вейя от волнения, силясь проявить хоть твёрдость.

— Сними, Намар, — строже произнёс, ладонью смахивая с лица сон, повернулся совсем. Вейя даже покачнулась от ударившего страшного негодования. — Или я это сделаю сам, — пригрозил, заставляя всё же пошевелиться.

Торопливо собрала подол, потянула с себя. Вчера ей того вдоволь хватило, лишиться последнего платья не хотелось — тогда ей отсюда не в чем будет выйти. Прижимая одёжу к груди, встала чуть боком, чтобы не сильно видел её наготы.

— Вернись, — велел сухо, почти требовательно, вынуждая подчиняться.

Вейя выдохнула горячо и раздосадовано, на ослабших в коленах ногах прошла к лежанке, всё же послушавшись. Тамир вперёд поддался, выдрал из её рук платье, Вейя слабо дёрнулась за ним, но остановилась — каган швырнул его прочь. Сердитый взгляд Тамира пронизал Вейю, оглядывая её всю с головы до пят так жадно, как ценную добычу, даже живот втянулся от неловкости и прохлады, от которых болезненно сжались вершинки грудей, смущая и сковывая ещё больше. Тамир смотрел на них раскалённым взглядом так долго, нагоняя жар на щеки — не знала, куда и деться, да Тамир запястье её обхватил, вынуждая забраться на ложе к нему ближе под шкуру. Стараясь не сильно касаться, утонула в нагретом его телом укрытии, буйно пахнущем травами и запахом Тамира: терпким, чуть горьким, от которого тяжелела мгновенно голова, а по телу слабость растекалась давящая и непривычная.