После того, как Тамир со своим отрядом покинул Каручай, в детинце заметно затихло, только ненадолго — начали сборы в степь. Целую четвёрицу Вейя не появлялась, и, казалось, никому до того не было дела. Пропажа её изъела Далебора — свою вину в том чувствовал, зачем как безумец накинулся на неё в тот вечер? Пошёл за ней по пятам, напугав, верно, но тогда он и не мог думать — ярость заглушила ум, что только багровые всполохи перед глазами всплескивали. Обманул его Годуяр. Снова обманул, вокруг пальца обвёл, как щенка. От злости рёбра стиснуло так, что заломило кости. Вздумал куш сладкий весь Ведозару отдать! Так противно становилось и горько от того, что не получил, что хотел больше всего. А теперь ещё сбежала она, но всё больше Далебор убеждался, что так просто дочку воеводы не напугать и в клетку не посадить. С другой стороны, может, и верно сделала — если найдёт, то тогда правда на его стороне встанет — как это было с Любицей. Далебор дождётся своего мига отплатить князю той же монетой. И Вейю себе присвоит. Только бы первому её найти...

Зыбкая дрожь прошлась по телу сладкой судорогой, когда ласковые тугие губы челядинки сомкнулись плотно, вынуждая естество тут же отозваться, толкнуться глубже, забывая обо всём, да этого мало слишком было. Далебор голову её обхватил, к себе притянул в лихорадочном нетерпении, поднимаясь к пику — вот-вот выплеснет напряжение, что скопилось за эти дни в теле, мешая думать толком. Приподнялся, резко обхватив за тонкую талию девку, опустив руки на ягодицы полные, приподнял, насадив челядинку на себя, вошёл глубоко до самого упора, рыча как зверь. Та голову запрокинула, волосы разметав по спине и плечам покатым, открывая белую шею и тяжёлую, в ладонь не вмещавшуюся грудь. Девка раскрыла губы дрожащие, выдохнула судорожно, ресницы пушистые томительно прикрыв. Далебор, на весу её держа, резко дёрнулся в упругое лоно несколько раз, рванулся и сотрясся, с тягучим жаром выплёскиваясь в неё. Девка бессильно повисла на его плечах, холмами мягкими с твёрдыми вершинками прижимаясь к его взмокшей груди, выдохнула рвано. Поблёскивали ковылём русые волосы, Далебор сгрёб их в кулаки, потянул. Челядинка отлепилась от него, посмотрев туманными, заволокшимися негой серыми глазами.

— Браги принеси, в глотке пересохло, — прошипел хрипло, да в довесок шлёпнул по мягкому месту тяжелой ладонью так увесисто, что девка вскрикнула, ошалело на него глянув, да тут же сладкие размякшие губы растянулись в пьяной улыбке, засмеялась звонко.

— Сейчас, — слезла с него, ногу перекинув, соскочила с края постели. Босой, по холодным доскам в другую часть светёлки убежала, сверкая голым упругим задом бесстыдно.

Далебор проводив её взглядом, откинулся на постель, положив голову на руку, глянув в проруб окна. Из-за приоткрытого волока лился в сумрак светёлки прохладный, напоенный дождём воздух, остужал разгорячённое тело. Как ни хотелось, а пора пошевеливаться, иначе Годуяр пошлёт кого-нибудь за сотником своим, а Далебор не привык чьей-то указке следовать. Рать уже собрана — на днях выдвигаться станут. Потому в Каручае сейчас суматоха стояла: мужей полон детинец, в гридницах толкотня, поварни только и бурлили котлами, звенело железо, жгли костры, стучали молоты — готовились, снаряжались, чтобы по самые зубы. Далебор пришёл в хоромину чуть ли не под утро, всё горло сорвал, гаркая так, что жажда всю ночь мучала.

Челядинка с улыбкой блуждающей и глазами блестевшими вернулась, покачивая плавно бёдрами — глаза не отвести, несла в руках полную чару кваса. Далебор, смотря на неё неотрывно — хороша девка, поднялся на локти, за бедро её ущипнул — понравилась ему. Она дёрнулась вёртко, снова взвизгнув весело в тишине утренней, расплескала питьё по смятой постели и рукам. Далебор её кисть поймал, к лицу поднёс, слизывая кисло-пряные ручейки, палец её обхватил, в рот погружая. Девица тихо охнула, едва чарку не выронив, Далебор её перехватил, забрал, припав надолго, жадно испивая. Отставил на лавку и, развернувшись, потянул на себя челядинку, в кольцо рук сковав. Засмеялась она ещё громче, раскатистей, голову запрокинув, пальцы в буйные кудри сотника вонзив. Далебор к себе на колени её посадил, она бёдрами его бёдра сжала, склонилась к лицу, потянув за вихры, к губам припав пряным. Далебор впился в её рот с такой же жадностью, с какой пил только что квас из чары.

— Шальной ты, сотник. Горяч и пылок, родить бы от тебя…

— Да что ты, лиса, — прошептал в губы, подбородок прикусив, зубами скользнул вниз, — что у тебя, мужа нет, от кого рожать должна?

На сосок острый набрасываясь, сжимая пальцами полную грудь, в себя втянул вершинку твёрдую, чуть солёную от пота, ощущая, как снова наливается горячим свинцом пах и бурно вздрагивает естество. Было бы только время… Забавляться до самой обедни с челядинкой довольно уж, утолил малость жажду — и хватит. Выпустив сосок, снова шлёпнул по мясистому заду девку.

— Собирайся давай.

Она губы сомкнула, чуть надув, будто обидевшись. Далебор с натугой поднялся, ссадил онемевшую вдруг девку, да та сама соскочила с колен, понимая, что на сегодня утех достаточно, пора и за работу браться, волосы собирала торопливо, перекидывая через плечо, за рубахой потянулась, погружаясь в неё, всю наготу будоражившую скрывая. Далебор тоже свою одежу, отыскав, нацепил, волосами взъерошенными встряхивая. Натянув порты, подобрал пояс кожаный — подвязался, заглядывая в волок, в котором виделся кром детинца и укрытый за ним куделями пуховыми тумана посад. Обильно вчера смочил дождь землю, промокла на несколько пядей вглубь, некстати, конечно, по грязи рати идти грязь месить. Но до завтра, если Перунович усмирится, просохнуть должно.

Скрипнула дверь за спиной, Далебор обернулся чуть, выхватывая только, как мелькнул подол женский за створку. Сотник хмыкнул, натянув сапоги, следом покинул светёлку, в которую с горячей челядинкой забрёл, когда поймал ту на лестнице ещё ночью. В гридницу поспешил к своей ватаге. Минул двор уже людный, не успел войти внутрь, как Вязга остановил:

— Годуяр посылал за тобой.

Далебор чертыхнулся, злясь, что не успел и духа перевести, но тянуть время не стал — направился сразу к хороминам, что высились кровлями бревенчатыми широкими над ристалищным двором.

Чертог полутёмный сдавил прохладой, Далебор поднялся в горницу, уже с дверей слыша голоса мужей. Вошёл в светлую от прорубленных оконцев узких утробу. За дубовым столом, хмуря брови и смотря куда-то в волок, сидел Годуяр, рядом, чуть отвалившись от стола, Ведозар. Казалось, что одного сотника только и ждали, в молчании давящем прибывая. Годуяр повернул голову, когда Далебор прошёл внутрь.

— Спишь долго, — пророкотал со своего места недовольно.

— И ты будь здрав князь, — поздоровался сперва. — Случилось что? — оглядел Ведозара.

— Случилось, — повторил эхом Годуяр, хмыкнув невесело, — случилось неприятность одна, о которой ты, верно, знаешь. — Ведозар пошевелился, к столу придвинулся, кладя на него ладони широкие с крупным пальцами, в кулак сжал, врезаясь взором въедливым в сотника, будто он ему задолжал что. — Племянница моя до сих пор не вернулась, хоть, думал, образумится девка… А нам завтра уже в дорогу отправляться. Ты садись, не стой… — кивнул на лавку князь.