лишь с несколькими принципиальными оговорками: во-первых, подробнейшим образом держать его в курсе подготовки к операции, и, во-вторых, категорически не подпускать более к делу Заплаточника Черешнина и Клару.

– Когда все это закончится, вы просто так не отделаетесь. Нарушение на нарушении! Участие в расследовании непонятно кого. Сокрытие улик. Не соблюдения тайны следствия… – Манин отчитывал Шестакова на весь кабинет, но слова его предназначались в первую очередь Гуляре.

Особенно Манина взбесило, что следствие без его ведома в значительной мере велось по уликам, найденным в материалах Филиппа. По которым им уже давно были выданы четкое инструкции: «не принимать во внимание, ввиду отсутствия перспектив».

– Кто руководит нашей прокуратурой? Частные барыги? Торгаши компроматом? – громко возмущался Манин, под «торгашами» несомненно имея Филиппа, ну и, в меньшей степени, Кузнецова, и Ивана с Кларой.

Повелев докладывать ему о каждом шаге операции, разъяренный Алексей Манин выгнал всех из кабинета прочь и сам вскоре тоже уехал: вероятно, снимать накопленный на ответственном посту стресс.

Подготовка к операции по взятию Шамана с поличным началась. Всем заправлял лично Шестаков, отчитывающийся только перед Маниным. По его указанию был занят малый спортзал прокуратуры, который тут же расчертили согласно плану салона, предоставленному администраторшей Жанной. Затем началась отработка совместных действий всей команды. В нее, кроме Гуляры и Шестакова, входила группа захвата, возглавляемая приходящим в себя после семейной драмы Владимиром Ляшкиным. А также техподдержка, в задачу которой входило обеспечение участников операции связью.

Согласно одобренному начальством плану Шестакова, Гуляра, нацепив на себя чувствительный микрофон, имитировала перемещения по территории «Ничего страшного». Жанна, которую заставили сказаться больной, и не выйти на работу, сидела тут же и подробно описывала внутреннее пространство салона, корректируя, при надобности, действия полицейских.

Гуляра раз за разом проходила путь от входных дверей до кабинета Шамана на третьем этаже, повторяя вслух весь маршрут следования – для того, чтобы остальная команда четко представляла, где она находится в данный момент и куда именно направляется.

– Иду… Смотрю на окна… Захожу… – четко проговаривала в микрофон Гуляра. – Поворот налево… Иду мимо кулера… Дошла до лестницы…Вверх по ступенькам… Второй этаж… Поднимаюсь дальше… Дверь…

– Замечаешь хоть что-то опасное, сразу кричишь кодовое слово, – инструктировал Шестаков. – Давай, выберем какое.

При кажущейся несложности задачи кодовое слово выбирали долго. Варианты, приходившие в голову, казались то дурацкими, а то, вдобавок, еще и труднопроизносимыми.

– Вы мне еще «рододендрон» с «Гибралтаром» предложите! – в сердцах возмущалась Гуляра после шестаковского «Дезавуирована!». – Что-то простое давайте!

В конце концов, остановились на неинтересном, но коротком слове «код», как на максимально близком к самому понятию «кодовое слово».

Ивану все же удалось прорваться к Гуляре, несмотря на строгие запреты Манина и Шестакова. Под вечер воскресенья, когда совершенно измотанная репетициями группа признала бесплодность дальнейшей отработки действий, Гуляра провела его внутрь, выписав пропуск под личную ответственность.

Шестаков отправил всю команду отдыхать и сам тоже собрался ехать домой. В его кабинете, где на принесенной из бабушкиной квартиры раскладушке, уже третью ночь ночевала Гуляра, двое влюбленных вели разговор, которому не имел права помешать никто на свете.

– Ну как ты? – Иван прикоснулся к Гуляриной щеке. – Готова? Я очень боюсь за тебя.

– Готова, еще как, – Гуляра улыбалась, ей хотелось успокоить Ивана. – Не бойся. Мы засекали. Если что-то идет не так, группа прибывает на место за шестнадцать секунд.

– За шестнадцать секунд многое может произойти.

– Я буду осторожна. И еще я буду знать, что меня ждешь ты.

Они обнялись и поцеловались. Одной рукой Иван гладил Гуляру по волосам, другую она держала в своих ладонях.

– Гуляра? – позвал он после недолгой паузы.

– Что?

– Я бы хотел тебе кое-что сказать.

– Говори.

– Я…

Внезапно в кабинете включился свет, и они услышали громкий, весьма знакомый этому помещению голос:

– Это что такое?! Что он тут делает? Гуляра! Нашли время, честное слово!

Шестаков был страшен и суров как всегда.

– Ты понимаешь, чем это закончится, если узнает…? – Шестаков ткнул палец вверх, в направлении прокурорских хором Манина. – Ты понимаешь, что на кону? Немедленно спать! А ты – вон, на выход!

Евгений Алексеевич схватил Ивана железными пальцами за предплечье и буквально выволок из кабинета. Так быстро, что тот едва успел махнуть на прощание рассмеявшейся нелепой ситуации Гуляре.

– Я понял, понял. Отпустите, пожалуйста, – в коридоре попросил Черешнин. – Евгений Алексеевич? Могу я к вам обратиться с просьбой? Я бы тоже хотел участвовать в операции.

– Чего? – Шестаков настолько удивился наглости Ивана, что даже остановился и выпустил его руку из своих клещей.

– В смысле, я могу быть там рядом? – Иван умоляюще смотрел на следователя. – Просто присутствовать?

– Евгений Алексеевич, пожалуйста! – вмешалась Гуляра, которая вышла за Иваном и шефом в коридор. – Пусть он в автобусе со «слухачами» посидит? Он никому не помешает, а мне спокойнее будет. Намного! Честное слово.

Шестаков, готовый, как всегда, взорваться, совершив невероятное для себя усилие, выждал трехсекундную паузу и неожиданно согласился.

– Ладно, – сказал он со своим обычным каменным выражением лица. – Но из автобуса – никуда! Под ногами чтобы не путался.

– Конечно! – радостно согласился Черешнин. – Я обещаю!

– Хорошо. А сейчас вон отсюда. Гуляра – спать! – повторил свой приказ следователь.

Иван обнял Гуляру, поцеловал ее, и с трудом заставив себя разомкнуть объятия, в сопровождении Шестакова направился к выходу. Девушка проводила его взглядом.

Она надеялась, что правильно угадала, какие слова он хотел ей сказать. И это наполняло ее легким воздушным счастьем, без труда поднимающим ее над всеми страхами и тревогами, связанными с тяжелым завтрашним днем.

Жаль только, что Шестаков прервал разговор.

«Ничего. Поговорим, когда все закончится», – подумала Гуляра и, все еще светящаяся после поцелуя, отправилась, наконец, спать.

Глава 23

Операция

Шестаков поднял Гуляру в шесть утра. Сам уже полностью готовый, экипированный, вооруженный, деловой и собранный. Сборы и дорога на место проведения операции заняли чуть более часа. Прибыв на место, бригада тут же занялась последними приготовлениями к захвату Заплаточника. Или «Шамана», как к тому времени уже почти все называли подозреваемого в бесчеловечных убийствах мастера тату салонов «Ничего страшного» Кирилла Корчинова.

В автобусе, где уже находился подъехавший спозаранку Черешнин, оперативники-слухачи проверяли качество записи гуляриного голоса.

– Гуляра, скажи что-нибудь, – просил в свой микрофон веснушчатый парень с висящими на шее большими наушниками.

– Говорю! Говорю! – зазвучал в автобусе голос Гуляры. Микрофон, закрепленный у нее на груди, давал отличный сигнал – четкий и разборчивый. – Скоро поймаем этого урода и маньяка. Повторяю. Урода и маньяка. Как слышно?

– Отлично слышно, – ответил веснушчатый, довольный отладкой аппаратуры. Затем, надев один