Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так. О подмене она не догадывается, принимает его за Капабланку. Как быть? Признаться, что никакой он не чемпион? Пожалуй, тогда пристрелит сразу. Артур Авокадов ей не нужен. Лучше играть дальше. Отель стерегут особисты, они где-то неподалеку, – вызволят, а эту мегеру обезвредят.
Он сделал руками жест, означавший: быть по сему, молчу в тряпочку. Оно и кстати – молчуна от немого попробуй отличи.
– Браво! – похвалила Наденька. – Люблю сговорчивых. А теперь одевайтесь и следуйте за мной.
Одеваться? Следовать? Это куда же? Авокадов подбрел к вешалке и снял с нее пальто. Он делал все раз в пять медленнее, чем обычно.
– Чего вы возитесь, как жук в уборной! – разозлилась Наденька. – Пошевеливайтесь!
Авокадов заметно ускорился и минуту спустя, облаченный по-уличному, вышел в коридор. Наденька не позволила ему взять ничего, кроме красочной почтовой карточки, на которой белозубо улыбался Капабланка после победы над Ласкером в двадцать первом году.
Ночью «Националь» был тих, как покинутый птицами зимний скворечник или ставок со вмерзшими в лед жабами. Стылостью дышали его холлы и лестничные марши.
– Обнимите меня, – потребовала Наденька. – Да не там! Повыше… У вас что, со страху всю галантность отшибло?
Авокадов положил вспотелую ладонь на ее твердейшую, как из базальта высеченную, поясницу. Наденька ответным движением приобняла его – всунула под мышку руку с зажатым в ней дамским пистолетиком и уперла дульце в бок. Со стороны – парочка влюбленных.
– Спускаемся! Улыбайся, щебечи мне что-нибудь на ухо… Пусть думают, что мы на гулянку. Если спросят, молчи. Говорить буду я.
Съехали вниз на лифте – как отъявленные гордецы и нувориши. Щебетать Авокадов при всем желании не смог бы – обошелся тем, что зарылся носом в ее стриженые волосы, пахнувшие импортным шампунем.
Наденька царственно бросила на стойку ключи от номера Капабланки.
– Мы с доном Хосе едем в ресторан. Он хочет посмотреть ночную Москву и послушать цыганскую музыку.
– А герр Лас… – заикнулся портье.
– Герр Ласкер спит, у него завтра ответственная партия. Просил не беспокоить.
– Так точно.
Портье был из гороховых и едва сдержался, чтобы не приложить руку к отсутствующей фуражке.
Наденька с величественной грацией поплыла к выходу, ведя на буксире сникшего Авокадова. В вестибюле по углам жались гэпэушные шпики, на выходе стояли часовые с мосинками. Но никто из них не был поставлен в известность о том, что подлинный чемпион числится пропавшим и заменен другим человеком. Наденька тоже не вызывала ничьих подозрений. Она и прежде часто уходила куда-то ночами – вольному воля! За ней не было пристального пригляда, – не велика шишка, перебьется. А что пошла в загул в обнимку с Капабланкой – так все ж знают о его любовных похождениях.
– Ишь, донжуан чернозадый! – мигнул один часовой другому. – Новую бабенку себе подцепил! Правду говорят: у него марух – хоть задом ешь…
Как же подмывало Авокадова отбросить от себя эту маруху, замычать истошно… Но что тогда? Ее, может, и не упустят, но перед тем она его беспременно пристрелит. Вон как вдавила пистолет в межреберье!
– До утра, мои родные, – попрощалась она с охранниками, сделав вид, будто не слышала их кривотолков. – Не скучайте!
На улице мела поземка. На пустырьке, где днем теснились извозчики и таксисты, поблескивал полированным корпусом «Олдсмобиль».
– Туда! – развернула Наденька нерасторопного спутника. – Не беги, иди, как шел. Нас уже не остановят.
Сидевший за рулем коротышка в сюртуке подморгнул подошедшим и высунул узкую, как у хорька, моську в окошко.
– Прошу, сеньор чемпион!
Понукаемый Наденькой Авокадов открыл заднюю дверцу и втиснулся в авто. Наденька присела рядом на потертые кожаные кресла. Пистолетик переместила ниже, в район почки подконвойного.
– Довольно обниматься, уберите руку. Соблазнитель из вас никудышный… Вперед, Шварц! Гоните так, чтобы ни одна шавка за нами не увязалась!
В 2:16 к гостинице подъехал крытый брезентом грузовик, из него посыпались милиционеры – кто в мундире, кто в цивильном, но все при наганах. Из кабины выпрыгнул Кочетков. Не прошло и минуты, как он знал уже и про позднюю отлучку чемпиона, и про Надин, и про поджидавшую их машину. Покрывшийся бледностью портье заверял, что сеньор Капабланка ушел с молодой особой добровольно, они держались, как полюбовники.
В номере чемпиона произвели обыск, который ничего не дал. Получив санкцию Менжинского, разбудили Ласкера, спросили, давно ли он видел свою помощницу. Пятидесятисемилетний шахматный корифей послал всех по-немецки в пекло, сказал, что Надин свободна проводить досуг, как угодно, он ей не пастух. А если его еще раз оторвут от сновидений, он будет жаловаться Крыленко.
Без промедления был совершен рейд по всем работавшим в ночную пору ресторанам. Надо ли говорить, что никого из разыскиваемых лиц там не обнаружили, но на всякий случай переписали всех посетителей. Приметы Надин, Авокадова и увезшего их «Олдсмобиля» были розданы дворникам, постовым регулировщикам, не говоря уже о военных патрулях и милицейских нарядах.
Менжинский, костеря на всевозможные польско-русские лады Барченко, Арсеньева и весь свой вислоухий штат, поставил среди ночи в известность о случившемся товарища Дзержинского. Разумеется, потребовалось разложить по пунктам ход операции по подмене чемпиона. Железный Феликс, доведенный услышанным до белого каления, обещал сделать из Вячеслава Рудольфовича зразы по-варшавски, но воплотить задуманное не успел по причине звонка из Совнаркома. Уже и туда просочился слух о похищении Капабланки. В четверть шестого утра, задолго до поздней ноябрьской зари, Дзержинский поехал в Кремль, чтобы попытаться объяснить Сталину и Рыкову, что похищен вовсе не чемпион, а специальный сотрудник и это был задуманный ОГПУ маневр, направленный на раскрытие опаснейшего бандитского формирования. Менжинскому же приказано было созвать совещание и выработать линию действий.
Сочтя ситуацию вышедшей из-под контроля, зампред своей властью расширил список должностных лиц, допущенных к тайне, и собрал у себя в кабинете десяток высокопоставленных политуправленцев, среди которых присутствовали Барченко и Абрамов. Менжинский лапидарно, но содержательно очертил положение, подчеркнув: хоть преступникам и удалось провернуть задуманное, однако их действия говорят о том, что о подмене им ничего не известно. Таким образом, есть надежда, что сеньор Капабланка не