и достал фотографию Поппи с родителями, выглядящими приторно счастливыми. Это было последнее уцелевшее воспоминание об их ежегодных каникулах. Забрав фотографию, я не испытал радости, но мне пришлось подлить бензина в огонь, чтобы разжечь гнев Поппи. Это нарушит сдержанность, которую она проявляла по отношению к Зейну и Пии.

Осторожно, чтобы не помять старую фотографию, я выскользнул из комнаты Поппи, бросив последний взгляд на свой покой.

Еще одна ночь.

Глава 19

Поппи

Было пять утра, когда я проснулась от детского крика и увидела сообщение от Дэймона.

Дэймон: С Парисом всё улажено. Не хотел будить никого из вас. Спокойной ночи.

Он прикрепил селфи со мной и Нилом, мирно спящими на кровати.

Я была человеком привычки. Каждое утро я просыпалась в пять часов на пробежку, после которой следовала часовая медитация, разбор электронной почты и обзор портфеля акций. Каждый вечер я читала перед сном и засыпала ровно в полночь. Прошлой ночью я впервые сделала исключение в свое графике сна.

Дэймон Максвелл обладал компрометирующей информацией обо мне. Он мог разрушить все, к чему я стремилась, и превратить мое будущее в пепел, если бы ему того захотелось. Надвигающаяся угроза должна была разрывать меня на части, но не это не давало мне уснуть.

Я планировала разобраться с Парисом без участия Дэймона, но он не оставил места для споров. Последнее, чего я хотела, это вовлекать Дэймона. Он был лицом гуманитарной кампании и мог потерять доверие, проявив агрессию из-за кратковременной ошибки в суждениях. Небывалая ярость в глазах Дэймона вынудила меня бороться со сном. Я проиграла битву.

После того, как родители Нила забрали его, я отправилась на свою ежедневную пробежку, приняла душ и надела шорты и майку. Час медитации не смог привести мой разум в порядок. Как Дэймону удалось решить проблему? Вряд ли Париса усмирили его вдохновляющие слова о мире.

Я подождала до восьми утра, посчитав, что это самое раннее время, подходящее для звонков, прежде чем набрать номер Дэймона. Или другие считали нормальным звонить только после девяти?

У меня не было возможности передумать. Дэймон взял трубку до окончания первого гудка, в его голосе звучало такое же удивление из-за моего звонка, какое испытывала я сама.

— Поппи?

— Да. Привет.

Я звучала неестественно. Телефонные звонки были обычным средством общения в обществе, однако я редко принимала в них участие. В очередной раз, я не узнавала себя там, где речь шла о Дэймоне.

— Привет. Рад, что ты позвонила. — Его грубый голос звучал по телефону более хрипло, а гравийный тон оставлял после себя необычное электричество. — Жаль, что пришлось уйти прошлой ночью, не попрощавшись, но я не хотел тебя будить.

Разумеется, не хотел. Дэймон не стал отчитывать меня за похищение Париса. Вместо этого он беспокоился о моем здоровом сне.

Я прочистила горло.

— Что случилось с Парисом?

Легкое настроение Дэймона испарилось.

— Он больше не будет проблемой.

Мой скептицизм поставил под сомнение легкую победу.

— Парис вот так просто согласился не вызывать полицию?

— У него нет выбора. В противном случае его обвинят в домогательстве.

— Домогательстве?

— Он пришел к тебе без предупреждения, не ушел, когда ты попросила, и продолжил наседать после того, как ты сказала ему остановиться. — Дэймон произнес это резким тоном, едва сдерживая гнев.

— И он не подаст заявление о нападении и побоях? — с сомнением спросила я, не веря, что Париса можно легко переубедить.

— Нет. — Спокойствие в голосе Дэймона обнадеживало. — С чего бы это?

— С того, что я его ударила.

— Даже если бы ты его застрелила, это была бы его вина. — В словах звучал мрачный подтекст, как будто он жалел, что я не сделала этого. Я бы списала это на свое воображение, вот только меня никогда не обвиняли в его наличии. — Парис знает, что он виноват, поэтому хранить молчание в его интересах.

Поистине удивительно, как небольшая перспектива может переломить ситуацию. Я рассчитывала на скандал за захват пленного. Возможно, и на тюремный срок. Избежать любых последствий звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. Еще более удивительным было то, что вместо того, чтобы испугаться проблесков моего зла, Дэймон продолжил вести себя как золотой мальчик и помог скрыть мои ошибки, не моргнув глазом.

— Моя охрана будет держать Париса под наблюдением для безопасности. — Тембр его голоса заключил меня в теплые объятия. — Если он передумает и начнет болтать или свяжется с полицией, они получат запретительный судебный приказ от твоего имени. Это сделает недействительными любые оправдания о том, что он — жертва.

— Ты скрыл мои преступления, — иронично заметила я. Он не мог бы быть более совершенным, даже если бы попытался.

— Да, но не позволяй своей бабушке снова подставлять тебя, — предупредил он. — У меня не хватит охраны, чтобы уберечь тебя от тюрьмы.

Я взглянула в зеркало. На моем лице появилась едва заметная улыбка. Я никогда не видела в своем отражении искренних улыбок, только саркастические ухмылки. Это выглядело странно, как будто незнакомка смотрела на меня в ответ. Никто раньше не относился к моей персоне с такой снисходительностью, даже Роза. Возможно, Дэймон был прав в своем предложении.

Если наши отношения стоят того, чтобы за них бороться, мы поможем Розе смириться с ними.

Я покачала головой. Нет. Роза не согласится, особенно после того, как так плохо отреагировала на то, что увидела нас вместе. Выбрать Дэймона означало потерять все, над чем я работала, включая отношения с Розой и моей семьей.

К тому же Дэймон был безоговорочно идеален. Сколько пройдет времени, прежде чем этот безупречный мужчина поймет, насколько я далека от совершенства? Одно дело — знать о моих проблемах, но совсем другое — жить с ними. Как и все остальные, он устанет от моей неспособности ответить взаимностью на его чувства и проявлять сострадание. В конце концов, он откажется от преследования, обнаружив в моей личности неприглядные стороны. Все жертвы, на которые я пойду, окажутся напрасными.

Я включила телефон на громкую связь, и положила его на одеяло цвета обсидиана, пока рылась в шкафу. Изредка кивая, пока Дэймон говорил, я рассеянно схватила наряд, который Роза подарила мне на восемнадцатилетие. Мне никогда не приходило в голову надеть его, так как платье казалось слишком ярким. Не задумываясь, я накинула его через голову. Кончики моих пальцев задержались на воротнике черного платья с крупным белым принтом. Манжеты рукавов также были белыми с прозрачными пуговицами. Посмотрев в зеркало, я поняла, что это была самая яркая