выведенные за границу, вернуть обратно в Тартарию, направить на реальные нужды народа, — это справедливость умного удава.

И всё бы ничего, но вот что показалось Дмитрию Дмитриевичу странным: когда он после Кедрина подошёл к микрофону и начал произносить на весь мир первую свою речь в качестве Президента Тартарии, составленную целой командой политтехнологов, отредактированную им и заученную до последней буквы, он понял, что совсем не слушает самого себя, как перед этим не слушал предтечу и председателя, словно его разум на время отключил эту функцию, как экономный хозяин отключает в своём доме свет днём, чтобы напрасно не жечь электричество, но пришёл вечер, настала ночь, а свет, сколько Дмитрий Дмитриевич ни щёлкал рубильником, не желал включаться, — вероятно, перегорела лампочка или проводка, — оставалось стоять в темноте и ждать наступления нового дня, чтобы при естественном освещении починить искусственное.

Тысячи глаз смотрели на него, столько же ушей внимали ему — наверняка ведь, видели перед собой не кривляющегося петрушку, строящего смешные рожи, и слышали не хрюканье, блеянье или мычание, а членораздельную речь, торжественную и умную, вполне соответствующую случаю и обстановке, а он вроде и рот открывал и звуки издавал, но при этом ничего не слышал, — всё равно что стоять с открытыми глазами в кромешном мраке и смотреть куда-то, но при этом ничего не видеть. А ещё это можно было сравнить с музыкой, которую ты поставил в одной комнате, а сам вышел в другую, плотно закрыл дверь и остался в тишине смотреть из окна на случайных прохожих, а в соседней комнате звучит музыка неизвестно для кого, а ты её не слышишь, но понимаешь, что она там есть.

Дмитрий Дмитриевич знал, что надо сделать, чтобы вернуться к пониманию самого себя — стряхнуть морок улицы, перестать смотреть на бессмысленное мельтешение прохожих, оторваться от состояния заворожённости, войти в комнату с музыкой и просто начать её слушать, — в реальности это означало: пнуть трибуну, чтобы она рухнула под ноги внимающей толпы, взять что-нибудь тяжёлое, вроде кувалды, и раздолбать в щепки весь этот идиотский подиум, на который пришлось взойти, чтобы символически возвыситься над полом дворца, после чего сорвать драпировку, чтобы все увидели, что за ней спрятано: они и так знают, что там стоит трон Правителя Тартарии, вырезанный неизвестным древним мастером из единого куска дуба, — по сути — деревянный стул, только очень витиеватый и пафосный с цветами, листиками, веточками, узорами и символами, означающими принадлежность того, кто их попирает своим задом, к высшей власти на земле, — но вот что никто из них не знает, потому что этим знанием обладают лишь немногие избранные, только несколько Хранителей, получающих его из поколения в поколение по наследству да Правители государства, исключительно на самом высоком уровне, так это то, что трон этот — такая же драпировка, как та, что скрывает его от их глаз на инаугурации, подделка, пустышка, фикция — и зад ни одного из Правителей Тартарии ни разу не попирал его. Обычно трон преспокойно красуется под золотым балдахином в зале Триумфа Тартарии. И на него можно полюбоваться за умеренную плату, купив билет на познавательную экскурсию по Главному дворцу, где профессиональный экскурсовод вкратце расскажет, какие цари на троне сиживали. Если этот фальшивый трон — новодел, созданный умелым мастером по рисункам и описаниям из летописей, стилизованный под старину, то можно предположить, что настоящий давно утрачен в войнах и пожарищах, коих было великое множество, — казалось бы, ну и что такого в желании воссоздать трон царей Тартарии, ведь он — часть истории, которую необходимо сохранить в памяти поколений, — но не всё так радужно и просто в этой картине мира, потому что настоящий трон всё-таки существует, он не сгорел в бесчисленных пожарищах, его не украли жадные до артефактов коллекционеры, он, действительно, до блеска отшлифован задницами тартарских царей и хранится вместе с другими настоящими реликвиями Тартарии в самом охраняемом и секретном Хранилище — и трон этот, как и всё остальное, истинно тартарское, тщательно скрывается от всего человечества, и на то есть веская причина, — ведь узнав правду о всех этих артефактах, они сперва просто не поверили бы, подумали бы, что это глупая шутка такая, потом, получив всевозможные подтверждения, в том числе и научные, впали бы в ступор, а следом наступило бы состояние, которое описать сложно. Через все эти этапы — факт, не принятие факта, вынужденное его принятие под давлением доказательств, временный паралич сознания и полное раскрепощение — прошёл Дмитрий Дмитриевич. Случилось это через несколько дней после той достопамятной встречи, когда он впервые оттягал предтечу в его кабинете за уши и тем самым подтвердил своё притязание на верховную власть в Тартарии; незамедлительно слух об этом распространился по всем управленческим коридорам и кабинетам, — наступление переломного момента подтвердилось оттопыренными красными ушами бывшего президента, хотя он ещё не объявил о досрочном сложении своих полномочий, — конечно же, Хранители, днём и ночью обитающие в секретном подземном Хранилище, подобно крысам, которые в трюме по поступлению воды первыми узнают о том, что корабль намерен пойти ко дну, вылезли на палубу, чтобы проверить обстановку и поприветствовать нового капитана — корабль всё тот же, течь заделана, вода из трюма откачана, команда поменяна, кроме Хранителей, — крыс на крыс не меняют.

Я кое-что слышал про этих Хранителей, разные слухи ходили: рождаются, мол, и умирают они в самом засекреченном Хранилище Тартарии, расположенном глубоко под Тобольским Кремлем, куда помещены различные ценности и артефакты государственной важности, от древних летописей до царских регалий — все эти предметы никогда не выставлялись на всеобщее обозрение, потому что по разным неизвестным причинам строго настрого засекречены, точно неизвестно, что там находится и в каком количестве, — живут эти люди своим маленьким сообществом, передают по наследству умение сохранять древности, солнечного света никогда не видели, на поверхность не выходят, а их и не выпустит никто никогда, учитывая важность информации, которой они обладают, побегов ещё не случалось, волос на их телах нет, даже бровей, кожу имеют белую, немного фосфоресцирующую в темноте, из-за близкородственных скрещиваний давно превратились в жутких мутантов, горбатых, шестеруких, двухголовых; специальный хозяйственный отдел при Кремле снабжает их всем необходимым, от еды до одежды, но лично с ними не общается, все запросы получает по электронной почте, заказы отправляет на лифте без сопровождающего — в общем, слухи про Хранителей те ещё ходили! И, конечно же, я не верил всем этим слухам, считал их вполне безобидным правительственным фольклором, и даже когда пресс-секретарь Водов