Окидываю взглядом своих стоящих кружком детей. Все они зябко ежатся. И слегка дрожат. Пожалуй, даже не слегка. Лица у всех порозовели. Распечаток в руках нет, потому что я их запретила. И знаете, к чему это привело? Они наконец-то выучили текст. Выучили наизусть. Студенты смотрят на меня – а я стою перед ними, высокая, как никогда, в сапогах на тонких каблуках и черном пальто, полы которого развеваются у меня за спиной, и отбрасываю на них свою тень. Интересно, это они уменьшились или я за последний месяц подросла?

«Да, профессор Фитч, – кивают они. – Все, как вы и говорили. Совсем весна».

Прекрасно.

– Что ж, – заключаю я. – Давайте разогреемся?

Грейс смотрит на меня в панике. О, нет. Только не еще одна из моих «разминок». Она считает, что я с ними слегка…

– Прекрасно, – хлопаю я в ладоши. – Обожаю разминку! Она помогает разогнать кровь. Наполнить легкие воздухом. Стряхнуть паутину. Вставайте-ка в круг, вот так. Ближе, ближе, не бойтесь. Я ведь не кусаюсь, – смеюсь я. В последнее время я постоянно смеюсь.

– Отлично. Давайте все наклонимся и достанем пальцами до носков ботинок. Очень хорошо. И ты тоже, Грейс!

Но Грейс просто стоит рядом и наблюдает. Наблюдает, как я нагибаюсь до самой земли и со стоном наслаждения касаюсь пальцами сапог.

– Давайте-давайте, все нагибаемся и касаемся пальцами носков. Вау! Волшебное чувство, верно ведь? Тянемся, тянемся. Вау-вау-вау, как приятно. А теперь потянемся вверх. Выше, выше, достанем до самого неба. Прямо до солнца! Ну-ка, кто сможет дотянуться до солнца? Ох, мать твою, какой кайф! Охренеть как приятно, верно ведь?

– Миранда, – шепотом одергивает меня Грейс.

– Ваши руки обожают это упражнение. Им самим хочется тянуться вверх, самим хочется достать до солнца. А оно, кстати, уже вовсе не слабенькое, заметили? Вовсе не то бледное пятно, что тускло мерцало за облаками. Нет, теперь оно яркое, смелое, яростное, так, ребята? Такое яркое, что глаза жжет, верно ведь, Грейс?

Грейс молча смотрит на меня. Все так же скрестив руки на груди.

– Ладно, теперь опустите руки, давайте-давайте, руки вниз, – командую я. – Сейчас мы с вами встряхнемся. Все тело встряхнем, так-то. Руки, ноги, голову, бедра. Давайте-ка, смелее, встряхнитесь как следует.

И мы трясемся. Трясемся, трясемся, трясемся. И студенты, и я вместе с ними. В последнее время я все делаю вместе с ними. Все мое тело трясется – руки, ноги, голова. Я прямо-таки вошла в раж. Подпрыгиваю все выше, чтобы подать им пример. Скачу на одной ноге, а второй трясу в воздухе. И хохочу, хохочу без остановки – ну правда, это ведь так весело.

– Весело, правда? – спрашиваю я их, продолжая трястись всем телом.

– Да, профессор, – выдыхают они.

Тогда я спрашиваю, неужели это все, на что они способны? Серьезно? Не верю! И велю им трястись сильнее, активнее. Забудьте обо всем! Отдайтесь движению! Скачите так, будто пытаетесь стряхнуть плоть с костей. С рук, ног, головы, бедер! Вот так, вот так. Как одержимые! Как будто вас терзают бесы! А вы пытаетесь выгнать их из своего тела. Гоните их прочь, ну же, ну же! О, просто волшебно, правда? Какое же великолепное ощущение! Кровь кипит. Легкие наполняет воздух. Паутина рвется. Кровь воздух паутина кровь воздух паутина кровь воздух паутина. Прочь, паутина! прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь…

– Миранда!

Я замираю. И, взглянув на студентов, понимаю, что все они давно остановились и смотрят на меня, онемев от ужаса. Рваное дыхание. Красные мокрые лица. Разинутые рты. Каждый либо держится за грудь, либо опирается о плечо соседа. Некоторые согнулись пополам и надсадно кашляют.

– Чудесно, – шепчу я. – Что ж, а теперь почему бы нам с вами не сыграть в игру?

– В игру? – переспрашивает Грейс.

– Просто чтобы размяться. Сразимся в «Зип! Зап! Зуп!», идет?

Грейс качает головой.

– Это великолепная игра! Ее смысл заключается в обмене энергией. А разве не для этого и существует театр? Для обмена энергией, верно ведь? Что ж, начнем. Эй, чего такие кислые? Давайте-давайте, вы знаете правила. Становитесь в круг, вот так, вот так, хорошо. Теперь посмотрите на кого-нибудь – на кого угодно, все равно. Протяните к нему руку, взгляните прямо в глаза и скажите: «Зип!» Или «Зап!» Или «Зуп!» Таким образом вы бросите в него своей энергией. А он ее поймает. Все понятно? Затем наступит его очередь делиться энергией. Зипнуть, запнуть или зупнуть кого-то другого, кого он сам выберет. Весело, правда? Еще как! Ну что ж, я начну?

Я оглядываю толпу студентов. Все они смотрят на меня, вытаращив глаза. В конце концов, мой взгляд останавливается на Треворе. Тот стоит, скрестив руки на груди, весь какой-то холодный и угрюмый. Он – единственный, кто за последний месяц осмеливался подвергать сомнению мой авторитет. Вслух он вопросов не задавал, но в глазах его они читались постоянно. А еще он не спешил выполнять мои указания. И странно на меня посматривал. На днях, например, я велела ему поцеловать Элли. Элли, которая теперь играет у нас Елену. Временно, конечно, только пока Бриана больна. Только до тех пор, пока она не выздоровеет.

«Но в пьесе такого нет», – заартачился Тревор.

«Тревор, – возразила я, – разве пробелы в пьесе не даны как раз для того, чтобы мы заполняли их на свое усмотрение? Читали о том, что происходит с героями, между строк?»

И вот я указываю пальцем на Тревора, и он вздрагивает.

– Зип! – говорю я.

А Тревор вдруг пригибается. Будто пытается увернуться от летящего в него камня. А затем, попятившись, падает в грязь. Я смотрю на него, растянувшегося на мокром затоптанном снегу, и смеюсь. Даже в ладоши хлопаю.

– Тревор, зачем же ты уворачиваешься? От энергии нельзя уворачиваться, ее надо ловить. Ты разве никогда раньше в такую игру не играл? Может, нам…

– Миранда. – Грейс, опустив руку мне на плечо, возвращает меня с небес на землю. – Тебе не кажется, что пора начинать репетицию? Пока не стемнело.

Пока не стемнело? Оглядевшись по сторонам, я понимаю, что солнце уже и правда клонится к закату. Нависло над горизонтом алым огненным мячиком. Небо налилось темно-синим, вокруг застыли