Перехватив мой взгляд, хозяйка проговорила:

— Самый лучший цвет для кухни! Я благодаря этому цветупохудела на шесть килограммов!

Я изумленно захлопала глазами, и Нина Евгеньевна поясниласвою мысль:

— Сиреневый и лиловый цвет совершенно не вызываютаппетита. Раньше у меня кухня была в теплых красновато-розовых тонах, и япросто не понимала, что со мной происходит: как ни приду сюда, все времяхочется есть. Я просто катастрофически полнела! Чего только не перепробовала —всякие пищевые добавки и лекарства для похудения, и никакого результата!Наконец моя соседка по знакомству прислала одного китайца, специалиста пофэн-шуй…

— По чему? — переспросила я.

Мне показалось, что дама произнесла что-то не совсемприличное.

— По фэн-шуй, деточка, — высокомерно повторилахозяйка. — Неужели ты не знаешь? Это классическое китайское искусствоорганизовывать свой дом… где поставить кровать, чтобы сон был здоровее, гдеповесить зеркало, чтобы собственного отражения не пугаться… Ну, он, конечно,очень, очень дорогой специалист, взял такие деньги, такие деньги! Хотя вам этонеинтересно. Короче, этот китаец увидел мою кухню и сразу сказал, что все делов ней. Красные тона усиливают аппетит. Если хочешь похудеть — кухня должна бытьзеленоватой или сиреневой. Ну, зеленое мне не идет, оно меня слишком бледнит, асиреневое — вполне! В общем, просто чудо произошло! За первый же месяц сбросиладва килограмма, за второй — еще четыре… ну, правда, там еще стресс наложился,как раз Владимир у меня загулял…

Нина Евгеньевна, по-видимому, прочла в моих глазахневысказанный вопрос, потому что уточнила:

— Кризис среднего возраста, как сейчас принятовыражаться. Раньше проще говорили: седина в бороду — бес в ребро. Короче,исполнилось моему благоверному пятьдесят пять, и сотрудники, подхалимынесчастные, решили ему сюрприз устроить: повели любимого шефа в модныйресторан. «Карамазов» называется. Очень популярное заведение в типично русскомдухе — все жирно, сытно, наутро безумное похмелье. Но это только наутро. А покаони в этом садомазохистском кабаке гуляли, подцепил мой козел местную шлюшку.Она там исполняла традиционный русский танец «Барыня» с элементами стриптиза.Ну, и когда посбрасывала с себя все сарафаны и поневы, в одном кокошникевзгромоздилась к юбиляру на колени. Да как взгромоздилась, так с тех пор и неслезает; Скоро уж год, как не слезает. А этот кретин вообразил, что у негоначалась вторая молодость. Боюсь, скоро он в детство впадет.

— А вы? — с несомненным женским интересом спросилая.

— А что — я? Что же мне, драться с ней? Глаза стервевыцарапывать? Я соблюдаю достоинство и жду. Он еще приползет, приползет ко мнена коленях! Вот уже букет прислал…

При воспоминании о букете Нина Евгеньевна снова позеленела ипроговорила голосом, звенящим от ненависти:

— Прислал! Хризантемы, сволочь уголовная! Как будтонарочно, чтобы еще больше меня разозлить!

— Не переживайте так, — проговорила ясмущенно, — может быть, это вовсе не он…

— Что? — дама картинно расхохоталась. — Несмешите меня, деточка! В моем возрасте таинственные поклонники… нет, я все-такиреалистка!

— Ну, зря вы так… вы очень неплохо выглядите!

Хозяйка дома неожиданно рассердилась:

— Я уж, милочка, как-нибудь сама знаю, как я выгляжу ичего мне это стоит! Я вовсе не сказала, что в моем возрасте не может бытьмужчин, в моем возрасте не может быть только дешевых молодежных букетов отнеизвестных поклонников!

Она встала и молча засыпала кофе в кофеварку. Прибор тихозаурчал, а Нина Евгеньевна вернулась к столу и взглянула мне в глаза:

— Так что, вы его не видели?

— Нет, — честно призналась я, — мне простодали букет и адрес…

— Ладно, — она тяжело вздохнула, — так ибыть, я постараюсь не принимать близко к сердцу эти хризантемы.

Во всем ее рассказе больше всего меня заинтересовалаупомянутая соседка, которая прислала китайского специалиста. Не та ли этоЛариса Семашко, по следу которой я иду, как изголодавшаяся гончая?

— Вы говорили, что мастера фэн-шуй прислала вамсоседка? Соседка по этому дому?

Я надеялась как-то навести разговор на Ларису, но НинаЕвгеньевна окинула меня оценивающим взором и безжалостно констатировала:

— Деточка, это слишком дорогое удовольствие, для тебяоно вряд ли актуально…

Допив кофе и простившись с Ниной Евгеньевной, я покинула ееквартиру, дождалась, пока она заперла дверь, и тихонько прокралась к дверисоседней, интересовавшей меня квартиры под номером сорок пять. Припав ухом кдвери, я прислушивалась, но не могла уловить никаких звуков, доносящихся изквартиры.

Никаких светлых мыслей, что же предпринять дальше, у меня небыло, и я уже хотела отправиться восвояси, как вдруг рядом со мной кто-тонегромко откашлялся.

Вздрогнув и оглянувшись, я увидела за спиной Нину ЕвгеньевнуАникееву.

— Пойдем-ка обратно, деточка! — проговориладама. — И не вздумай удрать, я предупрежу консьержку!

У женщины был очень решительный вид, и я сочла за благо неспорить и вернулась на ее необъятную кухню.

— Итак, зачем же ты приходила? — сурово спросилаНина Евгеньевна, усевшись напротив меня за кухонный стол. — Чтобыобчистить чью-нибудь квартиру?

Я уронила лицо на ладони и горько зарыдала. Надо сказать,это получилось у меня само собой, почти безо всякого усилия, и выглядело оченьестественно и произвело на хозяйку некоторое впечатление. Она растеряннонаблюдала за мной и ждала, когда источник слез иссякнет и со мной можно будетнормально разговаривать. Я же быстро выбрала линию поведения и, запинаясь,проговорила сквозь слезы:

— Она… Лариса… увела моего мужчину… вы должны меняпонять, как женщина женщину…

— Лариса? — удивленно переспросила Нина Евгеньевна. —Но ведь у нее… у нее же очень богатый… спонсор, как это сейчас называют!

— Вы уверены? — я подняла на нее полные слезглаза. — Впрочем, конечно, очень возможно, но ей, змее подколодной, всегдамало своего! Ей всегда кажется, что в чужой кастрюльке щи жирнее!

— А знаете, вы правы! — Нина Евгеньевна оживилась,глаза ее подобрели, она даже слегка придвинула свой стул ко мне поближе. —Есть такие женщины, они считают, что им все позволено! И идут напролом к своейцели! Вот взять хотя бы мой случай…

Тут я испугалась, что она снова перейдет на свои отношения сВладимиром, большой любовью всей ее жизни, надолго на них застрянет, и мыпотеряем нить разговора. Поэтому я застонала, схватила сама себя за волосы исильно дернула, отчего на глазах выступили слезы и я заорала от боли, на этотраз вполне искренне.

— Детка! — встревожилась Нина Евгеньевна. —Нельзя так с собой обращаться. Нельзя так рвать душу из-за мужчины, который васнедостоин!