для Ивана. Может это к лучшему. После того как с Иваном будет покончено, я смогу позаботиться о том, чтобы помочь Томми, — может, удастся включить его в какую-нибудь программу.

Строчу сообщение Джордану.

Я: Собираюсь домой. Увидимся позже.

Жнец: Напиши, как поедешь обратно.

Я намереваюсь выйти за дверь, когда на мобильный звонит Кевин, швейцар.

— Здравствуйте, мисс Джеймс, вас хочет видеть Том Марсден.

— Эм… да. — У меня не находится слов, я сбита с толку. Удивлена и обеспокоена. Не знаю, как он нашел адрес. Не помню, чтобы упоминала, где живет Джордан. — Можешь пустить его наверх, Кевин. Спасибо.

В последнее время он стал таким непредсказуемым, что я ему больше не доверяю. От того, что он здесь, в доме Джордана, мне не по себе.

— Привет, я как раз собиралась увидеться с тобой.

Выходя из лифта, он выглядит испуганным. Томми протискивается мимо меня в квартиру.

— Он здесь? Парень? — требует он, воровато оглядываясь по сторонам.

— В чем дело, Ти? Ты пугаешь меня. — Это так и есть. Я начинаю жалеть, что помогала, потворствовала ему. Что не призналась Джордану во всем этом бардаке ранее. Обо всем: о Томми, о деньгах. Даже о том, что произошло много лет назад.

— Он здесь?

— Нет. Он работает, Томми. Слышал о работе?

Опустив глаза вниз на несколько минут, он на удивление выглядит раскаивающимся. А потом:

— Нам нужно уехать. Нужно убраться отсюда.

Чего?

— Уехать? Какого черта происходит?

— Давай уедем. Ты и я. Начнем все заново в Калифорнии. Будет потрясающе.

Он хватает меня за запястье, я вырываюсь из его хватки.

— Я никуда не собираюсь. Ты ведешь себя как сумасшедший.

— Если бы ты переживала обо мне…

— У меня есть мать, которая нуждается во мне! — Гнев вырывается наружу. Он какое-то время набирал обороты и вот, пожалуйста. Мой голос становится громче. — Есть бизнес, который я пытаюсь сохранить. Я не сама по себе, как ты, который не несет ответственности ни за что и ни за кого. Даже за себя!

Есть мужчина, которого я люблю… А я ему даже не сказала об этом.

Но я не говорю этого вслух. Держу при себе. Не хочу причинять ему боль. Но больше всего я не хочу, чтобы он навредил себе.

Томми закрывает лицо руками. Ладони скользят, пока не останавливаются на губах. Он чем-то взволнован. Томми скрывает что-то, а я просто не могу больше с этим бороться. Либо приспособься, либо умри, продолжают приходить на ум слова Дома. Нужно дистанцироваться от него. По крайней мере на некоторое время.

— Они доберутся до меня, если я не уеду, — бормочет он.

Еще один удар под дых. Можно никогда не сомневаться, что при ссоре с ним мне будет физически плохо. Я уже чувствую, как происходит наше разобщение, как наша дружба принимает вид рудиментарного отростка. Пуповина растягивается до предела, пока не рвется. Я знаю, что будет больно, но реальность оказалось такова, что это почти невыносимые ощущения.

— Кто преследует тебя? — Чувство безысходности вызывает слезы. Они застилают глаза. — Кто?

Томми качает головой. Он не скажет. Он приходит сюда и просит отказаться от моей жизни или от того, что от нее осталось, после того как я поставила все на карту ради него, но он не собирается говорить от кого или чего бежит.

— Побудь здесь минуту, — приказываю я.

Я оставляю его, чтобы достать из комода оставшуюся наличку. Последние две тысячи долларов от сорокатысячного игрового долга, в том числе и процентов, которые я должна Ивану ДелоРуссо.

К тому времени как возвращаюсь в коридор, где просила его подождать, он пропал. Входная дверь открыта нараспашку, Томми нигде нет.

***

Я никогда не стремилась ни к чему другому, кроме как построить стабильный бизнес, которым я могла бы гордиться, и заботиться о парнях, которые работают на меня. Ну знаете, платить наперед и все такое. Не думаю, что прошу о многом.

Поймите правильно, я не жалуюсь на то, что кто-то гонится за успехом или богатством. У Вероники есть такие устремления и при этом она лучший человек, которого я знаю. Хочу сказать, я никогда не хотела усидеть на двух стульях по одной причине, потому что теперь кажется, что я не принадлежу ни к одному из миров.

Я неуместна в мире достатка и престижа Джордана. Даже несмотря на то, что он переживает об этом меньше, чем я. Но я также не связана со Статен-Айлендом. Я больше не та девчонка с квартала, которая сидит на крыльце и наблюдает, как жизнь проходит мимо.

После того как ушел Томми, я закрыла дверь и направилась в ванную Джордана. Прямо сейчас нужно смыть с себя произошедшее. Завтра соберусь с силами и пойду к Дому. У него могут быть какие-нибудь идеи, как помочь Томми.

Включаю душ, снимаю одежду и встаю под воду. Мне нравится пользоваться ванной Джордана из-за британского геля, которым он пользуется. Я люблю, что он пахнет им. Спокойствием, домом и всем хорошим, что есть в моей жизни сейчас. Единственное время, когда я не содрогаюсь в преддверии очередного кризиса, который нужно будет решить, или какой пожар потушить, или чью жизнь спасти, — это когда я с Джорданом.

Дверь душевой кабины открывается и мужчина, которого я люблю, стоит там в своей великолепной наготе. Мужчина, который когда-то был мальчишкой на обочине жизни, едва полагавшийся на самого себя. Забавно, мы из двух разных миров, но нам вдвоем пришлось бороться, чтобы выбраться из нашего детства.

Он прекрасен. Произведение искусства. Его грудь совершенна от природы, мышцы отточены тренировками и выдержкой. Глаза пылают от страсти. Это то, что никогда не подвергается сомнению, он сейчас настолько твердый и кажется, что ему больно.

— Заходи. Становится холодно.

Его не нужно просить дважды. Взяв мое лицо в руки, он целует меня, будто мы не виделись несколько лет, а не десять часов. Будто я центр его мира.

Теперь, когда я его знаю, кажется просто глупым, что я считала его безразличным. У Джордана такое большое количество ярких эмоций, что ему приходится контролировать их.

— Ты чертовски сексуальна. Ты сводишь с ума, — он осыпает меня комплиментами между поцелуями. Одна рука скользит по груди, пальцы тянут за соски, вторая внизу, подготавливает меня к нему.

Он подхватывает меня и, оборачивая мои ноги вокруг своей талии, прижимает к стене цвета шифера. Занятия любовью Джордана не назовешь нежными. В них есть что-то первобытное, он действует инстинктивно. Не знаю, как с другими мужчинами, — Джимми был милым, но ни разу