Сердце Лундстрема бьется быстрее, чем обычно.

«Сейчас, сейчас, начинается…»

Он слышит свою четкую команду — ать-два, ать-два… На мгновение представилось: верхом на лошади, в украшенном резьбою седле, едет Коскинен, и со всех балконов свешиваются красные полотнища, и шелк развернутых знамен полощет над его головой. Только зачем так мерзнут пальцы? От самых кончиков пальцев, от ногтей покалывающий холодок идет в ладони.

«Однако эти господа тоже не поздно встают», — думает Лундстрем, увидев синеватый дымок, прямо поднимающийся из трубы к небу.

Какая благодать, что нет ветра!

Сунила распределяет товарищей по местам. Один из них остается на дворе под окном самой большой комнаты. Другой должен войти в дом с черного крыльца. Лундстрему Сунила назначает место рядом с собой. Они вдвоем входят осторожно на крыльцо.

Дверь не заперта. Они ее тихо отворяют.

— Скрипит, проклятая!

— Сволочи, пожалели пенни на смазку, — бормочет Сунила.

И они входят в дом.

В помещении жарко натоплено. Они слышат разговор в соседней комнате, но отдельных слов разобрать не могут.

— Ты готов? — шепотом спрашивает Сунила Лундстрема.

Лундстрем снимает с пояса ручную гранату и шепчет:

— Готов.

Сунила рывком распахивает дверь.

Перед их глазами обыкновенная комната с большим обеденным столом посредине, на столе аппетитно дымится кофейник, ломти горячего, только что поджаренного хлеба лежат на блюдцах. Желтоватое масло наполняет масленки, большие белые яйца со всех сторон обступили солонку.

За столом сидят пять здоровых, бритых, уже немолодых мужчин. Один в пиджаке и в галстуке — мелкая розовая горошина на атласной синеве, другие полуодеты.

Три двери ведут из столовой в спальни — это Лундстрем знает по плану. Сейчас одна из этих дверей распахнута, и на пороге стоит мужчина в шерстяных носках, и от его брюк длинным двойным хвостом спускаются до самого пола подтяжки. Человек в галстуке что-то, горячась, разъясняет другим.

Но как только распахнулась дверь, он замолкает и изумленно смотрит на вошедших; замирает на пороге своей комнаты и человек с подтяжками.

— Херра Курки! — громко говорит Сунила. — Мы принесли вам ключи от бани. Большое спасибо.

— Ладно, — говорит Курки, вставая из-за стола, — вы могли так не торопиться.

Другие десятники переглядываются. И тогда Сунила выхватывает револьвер из кармана, срывает с пояса скрытую под пиджаком гранату и кричит:

— Встать, руки вверх!

Десятники смущены, они не до конца понимают, шутит ли этот взбалмошный лесоруб или приказывает всерьез. Сунила стреляет в воздух. Лундстрем тоже выхватывает свой маузер и потрясает им, в другой руке у него граната. Господа видят, что лесорубы не шутят.

Они вскакивают и поднимают вверх руки. Лундстрем подбегает к отворенной двери, около которой стоит растерянный человек с руками, поднятыми вверх, с ниспадающими пестрыми подтяжками, захлопывает ее и поворачивает ключ.

— Это бандиты! — испуганно кричит человек в галстуке.

— Херра, это красные лесорубы, — вежливо поправляет его Сунила и приказывает Лундстрему обыскать всех и изъять оружие.

Лундстрем подходит к каждому по очереди и засовывает руки в карманы. Эти здоровые мужчины очень испуганы. У одного мелкой дрожью дрожат колени, когда Лундстрем обшаривает карманы. У двоих Лундстрем вытаскивает из карманов браунинги и кладет их на стол.

Где оружие? У них должно быть оружие!

Из кухни входит, неся на подносе вымытые чашки, господская стряпуха, рыхлая Марта. Она широко раскрытыми, ничего не понимающими глазами смотрит на то, что происходит в комнате, на своих хозяев, стоящих с поднятыми руками, на Лундстрема. Когда взор ее доходит до револьвера Сунила, она дико вскрикивает и роняет на пол поднос. С грохотом разбиваются чашки, Марта приседает над осколками и в ужасе закрывает лицо ладонями.

— Тише! — кричит на нее Сунила.

Где остальное оружие?

Херра Сарвитсало, высоко держа руки вверх, осторожно пятится, наступая на собственные подтяжки, к двери в кухню, из которой только что вышла стряпуха. Медленно подвигаясь, он добирается до двери и прислоняется к ней широкой спиной.

Дверь медленно подается. Сейчас он выскользнет из рук этих людей. Наплевать, что он в одних носках. В первом же бараке ему дадут все, что нужно. Пока еще не поздно, надо позвать объездчиков, шюцкоровцев. И вдруг он застывает на месте, боясь обернуться, пошевелиться. Он чувствует на своей спине жесткий круглый холодок стали. Медленно поворачивает голову. Из темноты коридорчика смотрят на него упрямые глаза Вирта.

— Ступай обратно!

И он идет обратно. А в ту секунду, когда дверь в коридор со скрипом закрылась за ним, оконное стекло, покрытое ледяными папоротниками и выпуклыми узорами заиндевелых стеблей, задребезжало и звонкими кусками легло на пол. И сразу холодное дыхание леса рванулось в комнату.

В образовавшееся отверстие маузером грозил оставленный на дворе часовой.

Однако красных было больше, чем думал Сарвитсало.

— Где остальное оружие?

И эти вчера вечером еще наглые и грубые люди, волнуясь, запинаясь и торопясь, предупредительно рассказывали, где хранилось оружие.

У одного оно покоилось под подушкой, и Лундстрем сбросил с измятой, еще не остывшей постели подушку на пол. У другого револьвер лежал в чемодане под кроватью, и Лундстрем, став на колени, вытащил чемодан, выбросил из него все аккуратно уложенные вещи и достал со дна холодный браунинг. Было еще два ружья с круглыми тяжелыми пулями — для охоты на медведя.

— Все! — сказал Сунила. И подошел к двери, которая до сих пор была заперта.

— Херра Курки, подай ключ!

— Там еще спит управляющий с молодой женой, — как будто стараясь оправдаться, заговорил Курки.

Сунила постучал.

— Прошу не будить меня, и так слишком много грохота за стеной, не дают выспаться человеку.

— Ну, ну, завтра выспишься. — И Сунила нажал плечом на дверь.

На огромных медвежьих шкурах, постланных на полу, спали молодые.

Женщина спрятала голову под одеяло.

Управляющий вскочил в нижнем белье и стал дико ругаться. Но, взглянув через дверь в столовую, он увидел растерянные лица десятников, стоящих с поднятыми вверх руками, кучку револьверов на столе и, сразу поняв серьезность положения, вежливо спросил:

— Что вам угодно?

— Пока немного. Где твое оружие?

— Сейчас достану, под подушкой. — И он нагнулся, желая достать револьвер.

— Ни с места. Стой! Я сам сумею достать.

Но Сунила не успел нагнуться, как из-под одеяла высунулась рука, осторожно держащая браунинг, и женский голос произнес:

— Берите скорее эту гадость и дайте мне одеться.

— Виноват, — сказал Сунила, беря заряженный браунинг. — Извините за беспокойство, — сказал он и вышел в столовую.

Руки у господ десятников словно налились свинцом, трудно было держать их поднятыми.

— Заходите в комнату, — приказал Сунила.

Когда они разошлись по спальням и Лундстрем запер за ними двери на ключ, Сунила