Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он лишний раз осознал, почему Инга так отчаянно цеплялась за него. Достигнув дна, она искала якорь, который так надежно держал ее прежде. Но это явно не было любовью, в которой она пыталась его убедить. Это было отчаяние, нужда, одиночество - но только не любовь.
И это к лучшему. Потому что ему больше нечего было ей дать.
- Вот так, - прокомментировал Яков, закутав Олесю в теплый плед. - Я пойду заварю чай, а ты пока поиграй в одну игру…
Он открыл на телефоне приложение маркетплейса и протянул Олесе.
- Игра называется «во что я одела бы свою любимую куклу». То, что понравится, отмечай сердечком, вот тут… И не забудь, что кукле нужен полный гардероб, включая верхнюю одежду, чтобы не замерзла. Идет?
Олеся коротко кивнула, осторожно приняв из его рук телефон. Чтобы не смущать ее, Яков поспешно вернулся на кухню.
Он выждал полчаса, за которые успел сделать чай и сварганить несколько бутербродов, после чего снова зашел в комнату.
- Ну как дела? - бодро поинтересовался у Олеси. - Выбрала?
- Да.
Девочка вернула ему смартфон и, едва взглянув на экран, Яков понял, что его уловка раскрыта. Олеся вовсе не кидала в избранное все, что понравится, она выбрала строго по одной штуке каждого предмета гардероба.
- Ну… неплохо, - прокомментировал Яков и, пододвинув к ней чай и горячие бутерброды, скомандовал:
- Кушай.
Сам же докинул в корзину еще несколько вещей, некоторые - похожие на те, что выбрала Олеся, некоторые - на свой вкус. Задумавшись, припомнил, что не видел у девочки никаких игрушек, кроме книги, которую подарила ей Карина, и добавил к заказу большого мягкого медвежонка…
Оформив экспресс-доставку за 2 часа, вновь сосредоточил взгляд на дочери…
Он уже пару дней, как знал, что Олеся и в самом деле его дочь. После того, как увез их с Ингой, Яков нашел дома забытую детскую розовую зубную щетку - настолько разлохмаченную, что страшно было думать, сколько ей лет. Остался на кухне и стакан, из которого при нем отпила девочка…
Все это он отнес в клинику для проведения теста. И получил результат с почти стопроцентной вероятностью того, что Олеся - его.
А значит, он теперь отвечал и за нее. И обязан был обдумать всю ту чудовищную информацию, что поступала ему со всех сторон. Он буквально держал судьбу девочки в своих руках.
- Ты спросила меня, хочу ли я быть твоим папой, - заговорил он, когда Олеся закончила есть.
Дочь кивнула.
- Конечно, я хочу им быть, - твердо ответил Яков. - И поэтому я должен знать, почему ты здесь… и одна.
- Я сбежала, - тихо призналась она.
Челюсти Якова сжались. Неужто Света была права? Неужто говорила правду о том, что Инга - никудышная мать?
- Почему? - задал он вопрос, стараясь сделать так, чтобы голос его звучал спокойно и ровно.
Олеся отвернулась, словно не хотела показывать своих эмоций. Яков инстинктивно подался к ней, взял ее руки в свои и мягко попросил:
- Расскажи мне.
Она молчала некоторое время. А когда заговорила, от ее тона по всему его нутру растеклась боль…
- Она меня не хотела.
Он с трудом заставил себя спросить:
- Кто тебе такое сказал?
- Она сама…
Это признание его ужаснуло. Неужели Инга была настолько жестока с дочерью? Он не верил. Не хотел верить. Да, она была эгоисткой, да, расчетливой и способной идти по головам, но он никогда не видел в ней откровенной злобы и жестокости…
- Как?.. - только и сумел выдохнуть.
- Мама как-то раз разговаривала по телефону… я осталась ждать на кухне. А потом услышала, как она чуть ли не кричит… Я испугалась за маму. Зашла в комнату. И тогда… вот. Она так и сказала: «я не хотела Олесю».
Яков сел к дочери поближе, прижал ее к себе, словно эти объятия могли стереть боль от слов, которые так страшно услышать любому… и которые ранят так глубоко, сильно и непоправимо.
Он сидел, обнимая дочь и пытался сам с собой решить дилемму: как быть дальше. Все то время, Что Инга и Олеся жили здесь, он был сам не свой. Потерянный, запутавшийся, он не видел ничего дальше собственного носа…
И все же припоминал, как Инга оберегала дочь. И всегда замечал, как привязана была к ней Олеся…
- Но ты ведь любишь маму? - спросил он негромко, будто боясь спугнуть. - Мама ведь тебя не обижала?
Олеся, не задумываясь, отрицательно помотала головой, услышав последний вопрос.
- Мама мне всегда казалась волшебной феей, - заговорила она после короткого молчания. - Я почти не помню ее в то время, когда была совсем маленькой. Тетя Света говорила, что мама уехала работать, когда мне был годик. Она приезжала несколько раз в год и привозила мне много подарков… Она всегда была такая красивая. От нее очень вкусно пахло. После того, как мама уезжала, я всегда спала на ее подушке - до тех пор, пока там был запах ее духов. Мне казалось, что так хотя бы частичка ее остается со мной…
Яков ощутил, как глаза стало болезненно резать от желания заплакать.
Олеся продолжала.
- А потом я заболела. Мама приехала ко мне и больше не уезжала. Знаешь…
Яков погладил дочь по спине, предлагая продолжить.
- Я могла умереть. Так врачи сказали. Но я все равно была счастлива. Гораздо больше, чем раньше. Потому что мама теперь была всегда рядом… и ради этого не страшно было умереть.
Яков крепче сжал девочку в объятиях, пытаясь победить упрямый ком в горле, мешавший дышать. И вместе с тем - отчаянно ища, что сказать ребенку, который так любил маму и так боялся, что нелюбим ею…
- Знаешь, что я думаю? - произнес наконец сдавленно. - Это совсем неважно, что мама тебя не хотела. Так бывает. Она ведь тогда тебя еще просто не знала. А потом ты родилась и она тебя полюбила… потому что тебя невозможно не любить.
Олеся задрала голову, посмотрела ему в лицо…
- И ты тоже меня полюбишь?
- Уже люблю, - ответил
