Заключенный мир, неожиданный и прекрасный, Гита уносила с собой, как драгоценность. Она поспешила пожелать спокойной ночи Карему, пока все не испортила. Над головой переливалась толстенькая, круглая луна, и путь домой был легким. На ходу Гита терла ладони, и с ее рук осыпа́лись сухие чешуйки хны, оставляя шлейф позади. И пусть на нее за последние дни обрушился целый град проблем: смерть Самира, угрозы от Фарах, просьба Прити о «маленькой услуге», – зато Карем ее не ненавидел, и от этого на душе уже было немного легче.

Подходя к своему дому, Гита увидела вышагивавшую перед крыльцом Салони. Нет, она не вышагивала. Она маршировала. Согнув пухлые руки перед собой под прямым углом, она вскидывала колени так, чтобы достать до локтей, – Гита удивилась, что в сари можно выполнить такой опасный трюк.

Салони ее заметила, но продолжила зарядку.

– Привет, – сказала она, слегка задыхаясь. – Ждала тебя и вот решила сделать упражнения. Погоди, сейчас еще парочку…

За последний месяц к Гите наведалось больше гостей, чем за все пять лет.

– Откуда ты тут взялась? – спросила она. – Как же твоя вечеринка?

– О, уже все закончилось. Мы разговелись, благодать снизошла, и всем захотелось спать. А ты забыла свой подарок.

– Да?

– Все мои гости получают горшочек, ну, типа, счастья. Всякая мелочь – браслеты, сладости и все такое. Ты забыла взять свой.

Только сейчас Гита увидела глиняный горшок у себя на крыльце рядом с пустой миской Бандита.

Салони развернулась и замаршировала в другую сторону.

– Эй, стоп! – замахала руками Гита. – У меня голова уже кружится. Может, зайдешь?

Салони поколебалась:

– Мне надо домой.

– Ладно. – Гита почувствовала себя глупо от того, что сама подставилась под очередной отказ. Но глиняный горшочек стоял на месте и был похож на извинение, поэтому она решила не злиться и взяла подарок; горшочек был выкрашен в красный цвет с нарисованными на боках желтыми свастиками.

– Хотя… – Салони остановилась, отдуваясь так, что закачалась упавшая ей на лоб прядь волос. – Стакан воды мне бы не помешал.

Как только Гита отперла дверь, к ним радостно рванул по тропинке Бандит. Сегодня, когда за ней прибежал Архан, она оставила пса во дворе, потому что не знала, когда вернется. Хотя на ее улочке были установлены фонари на солнечных батареях, здесь обычно было темновато, но сейчас с неба лился лунный свет, и она сразу узнала силуэт с большими лисьими ушами, а когда пес подбежал, наклонилась потрепать его по холке, и он облизал ей запястье.

– Ты как, не скучал? – поинтересовалась она, выпрямившись.

– Он что… пойдет с нами в дом? – с запинкой спросила Салони у нее за спиной.

– Бандит? Может, тут останется, но скорее всего… Давай у него спросим. – Она открыла дверь пошире, пропуская Салони, и пес поскакал было за ней, но Гита его окликнула: – Бандит! – Она указала на Салони. – Взять!

– Гита! Нет! Что он… ой… ой-ой… Кажется, он… э-э… очень занят собой. – Салони вспыхнула и отвернулась от Бандита, который принялся энергично себя вылизывать.

– Да, похоже, он считает команду «взять» сигналом к самоублажению.

– А почему ты уже второй раз пытаешься натравить свою собаку на меня?!

– Тренирую его. – Гита щелкнула выключателем, но лампочка не загорелась – опять не было электричества, и она воспользовалась фонариком, чтобы налить Салони воды в жестяную кружку, которую та немедленно опустошила залпом. – Учу Бандита командам, чтобы он меня защищал.

– От Фарах?

– Да.

Они обе посмотрели на Бандита, который, вытянув заднюю лапу, был всецело поглощен собственными гениталиями.

– На твоем месте я бы придумала запасной план, – покачала головой Салони.

– Моим запасным планом была ты, гадхэди! Только вместо того чтобы помочь мне решить одну проблему, ты подкинула еще кучу! – Гита снова наполнила чашку, и та опустела так же быстро. – Можно поинтересоваться, с чего это ты решила заняться физкультурой?

Салони оторвалась от чашки и хлопнула себя по бедру:

– О, не заставляй меня повторять это еще раз! Вчера ты и так вдоволь порезвилась!

– Прости, что назвала тебя толстой. Это было невежливо. – Гита поставила перед ней третью порцию воды, и теперь уже Салони начала пить не так жадно, глоточками.

– Да ничего страшного, – пожала она плечами. – От свекрови я такое слышу постоянно. «Салони, ты вроде бы еще больше раздобрела, или мне кажется?» А мне так и хочется ей ответить: «Матушка-джи[99], вы вроде бы еще больше подурнели, или я ошибаюсь?» – Она раздраженно фыркнула. – Так где ты пропадала так долго?

– В смысле?

– Ты давно ушла из моего дома, а до своего добралась только сейчас.

– А… Разнимала детишек, которые затеяли драку. Пригрозила пожаловаться их родителям.

Салони одобрительно кивнула:

– Какая строгая тетя. А кто дрался? Надеюсь, не мой Архан? Хотя вряд ли, он больше озабочен поиском снеков, у него нет времени на драки. – Она побарабанила пальцами по столу. – Небось дочка Фарах? Эта девчонка вечно кого-нибудь задирает. Мелкая муккабаз[100]. По-моему, она родилась с кулаками в боксерской позиции.

– Я бы не удивилась. Учитывая склонности ее отца.

– Ну, больше он ее бить не будет. И это твоя заслуга, Гита. Может, она и сама теперь драться перестанет и обзаведется наконец друзьями. – Салони закашлялась. – И к нашему вчерашнему разговору… Ты была не права почти по всем пунктам, ясно? Почти по всем. Но я могу допустить, что в одном ты не ошиблась – в том, что я немножечко склонна всеми командовать.

– Немножечко?! Да в шестом стандарте ты заставила девочку по имени Сонали сменить имя, потому что оно было похоже на твое!

– Эй, зато я помогла Радхе, окей? Она нашла себе того кришнаита и уехала с ним жить в бунгало под Ахмадабадом[101]. Это моя заслуга, а меня не только на свадьбу не пригласили, даже спасибо не сказали!

Гита закатила глаза:

– Я понимаю, к чему ты клонишь. Да, ты эмоциональный тиран, но хотя бы не распускаешь руки, как та муккабаз. Ты ведь ни разу в жизни никого не ударила, верно?

– Никого! Я даже подзатыльник Архану дать не могу, когда он безобразничает. Вот кто эмоциональный тиран – как посмотрит жалобными глазищами…

– Интересно, от кого он понабрался…

– Ага, только ему бы еще не помешало унаследовать мою выдержку и стойкость. Мальчишка – размазня. Он понятия не имеет, что такое голод.

– Я думала, родители всегда желают своим детям самого лучшего.

Салони провела пальцем по ободку чашки.

– Да, верно. И я желаю. Но еще я хочу, чтобы сын многому научился. Страдания придают сил, из них нужно черпать энергию. Я не хочу, чтобы Архан страдал ради страданий, но он должен знать, что такое… как сказать?.. нужда.

– Так научи его этому.

– Ну да, при такой-то бабушке? – хмыкнула Салони. – Без вариантов. Моя свекровь считает, что ее маленький юварадж[102] должен получать все, что пожелает и когда пожелает.