Сели за стол. Серьга начал с прочувствованного тоста.

– Не важно, что напрягался ради собственного интереса, мне это по барабану. Я сужу о людях по их делам. А твои дела спасли мне жизнь, сохранили отца для ребенка. Какой ни есть, а все родня, правда Ириша? – процитировал он Высоцкого.

Глеб опять почувствовал себя не в своей тарелке. Когда еще человек, которого, возможно, придется распылить, так его благодарил?

– Если ты предпочитаешь дела, давай от слов к делу, – прервал он. – Твое здоровье.

Опрокинув рюмку, Глеб заметил, как Ира на него смотрит. С таким восхищением глядят в ее возрасте только на экран, на рыцарей Круглого Стола или сказочных героев какого-нибудь «Властелина Колец». Знала бы она, что за столом сидит киллер, и ее отец с вероятностью в одну пятую попадет очень скоро ему на мушку.

Хотелось уйти поскорей. Но Марат неожиданно быстро опьянел после двух рюмок, рот у него не закрывался. Нужно было замерить уровень его откровенности о своем прошлом.

– Говоришь, не в санатории жизнь прошла, бывало и похуже. Это где тебя угораздило?

Как и ожидал Слепой, Серьга вспомнил о Праге.

– Представь себе тоннель в метро. Поезда не ходят – темно, пусто. И вдруг нас начинают поливать из стволов.

Насколько он оберегал дочь от ругани и мата, настолько же спокойно говорил при ней о своем настоящем и прошлом образе жизни. Возможно, он делал это сознательно, приучал ее принимать отца таким, какой он есть. Не хотел, чтобы истина открылась потом повзрослевшей Ире – вдруг она с отвращением отвернется от родителя?

– Как гром среди ясного неба, – продолжал он. – Мы были спокойны, все развивалось по плану. До полной победы осталось совсем чуть-чуть. Я был на седьмом небе… Иногда солнечный день для тебя черен, как ночь. А тогда темнота лучилась божественным светом. Разогнались по рельсам прилично, аж ветер завывал. Скорость, темнота, цацки с бриллиантами, часть из которых лично моя. Больше я такого счастья не испытывал. Давай за счастье, за жар-птицу в темноте. Ты когда-нибудь ее видел хоть краем глаза?

– Бриллиантами она точно не переливалась, – покачал головой Сиверов.

– И вдруг засада – никто ее не ожидал. Если б наш броневик мог бы по тем рельсам катиться. Там броня была в три пальца толщиной.

– Броня? – переспросил Сиверов.

– Машина была люкс. Будет время, расскажу подробнее… А в этом вагоне мы были как живые мишени. Дорогу перекрыли, шансов других не осталось – только соскакивать на рельсы. Тогда я первый и последний раз поверил, что могу умереть. А теперь, пока ехал в фуре, не боялся. Только вот за нее, чтоб не ушиблась от тряски.

Разговора о предательстве и мести, как с Харитоновым, не получалось. Серьга совсем не был уверен, что в сборную команду затесался Иуда. За все прошедшие годы он не пытался понять, что же произошло, как не хочет человек анализировать собственную юность, первую любовь. Яркая вспышка: Злата Прага, красиво спланированный грабеж, бегство, смертельный тупик под землей и чудесное спасение с пустыми руками. У него в памяти это осталось сказкой – пусть конец не такой уж счастливый, но ведь и не совсем плохой.

Деготь уже вполне освоился в доме с причудливой мебелью, светильниками и вазами, привык к десяткам удивительно живых глаз, глядящих со всех стен, кроме стен спальни. Все было гармонично: творческая работа в подвальном гараже и полноценный отдых. Ни тем, ни другим он решил не злоупотреблять – по восемь часов в день колупаться с тачкой самое оно.

Два дня им с Татьяной никто не мешал, только ее тихо помешанному брату нужно было вовремя делать уколы. Два дня она стойко отбивалась по телефону от всех приглашений и всех попыток заявиться в гости. На третий не удалось.

Исполнилось ровно пять лет, как она подписала первый свой договор с одним из глянцевых московских изданий, претендовавшим быть выше вкусов толпы. Какие только предлоги она ни выдумывала по телефону, все равно к ней нагрянула компания из дюжины дам. Денис слышал из подвала их щебет у дверей, потом он стал гораздо тише, но запахи дорогих духов просочились через щели даже сюда, в гараж, смешались с запахами бензина, резины, смазки.

Продолжая работать, он усмехался про себя. Вскоре к нему спустилась возмущенная Татьяна:

– Нужно в воздух стрелять, чтобы они убрались. Им плевать, что я нервничаю, у них, видишь ли, задача отметить юбилей. Чувствуют себя великолепно, настроены торчать до самого утра.

– И ты расслабься. Заслужила праздник, вот и отмечай на полную катушку.

– Ты их просто не знаешь. Плацдарм захвачен, теперь вызванивают своих мужиков. Я уже предупредила, чтобы обо мне никто не заботился, мне пары не нужно.

– Не волнуйся, я буду вести себя тихо. Запрусь на ключ и займусь любовью с лимузином. У нас есть позиции, в которых все происходит почти бесшумно.

– Лично я тебя не собираюсь прятать. Вся эта публика с претензиями на светскость не стоит твоего ногтя. Конечно, они умеют быть любезными, обворожительными. Но сделаешь шаг в сторону – нарвешься на вампирский оскал.

Денису, конечно, приятно было слышать комплименты. Но ему показалось, что Татьяна слегка перегибает палку, древний женский инстинкт требует заранее дискредитировать в глазах мужчины потенциальных соперниц.

Он повозился еще пару часов и присел на табурет отдохнуть. Уже переработал два часа сверх нормы и хотел переодеться в чистое, растянуться на диване перед телевизором с бокалом коньячка.

До сих пор он спокойно относился к перспективе проторчать в подвале, пока гости не уберутся. Но теперь задавался вопросом: чего ради? У него ведь не написано на лбу, кто он такой – Татьяна может придумать все что угодно.

Он решил, что поднимется, если она придет за ним. Но Татьяна все не шла, похоже, ее не отпускали обязанности хозяйки. Мужчины уже присутствовали в доме. Вначале Деготь расслышал их шаги и голоса над головой, в прихожей, потом вместе с парфюмерными ароматами вниз в подвал стали просачиваться запахи дорогих сигарет. Слов разобрать было нельзя, голоса сливались в общий нестройный гул.