Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алена посмотрела на притихшую мать.
– Дочка, не вся система продажная! – сказала Наталья Степановна решительно. – Есть и порядочные люди…
– Например? – удивилась Алена. – Ты, может, знаешь кого-то?
– Давно тебе сказать должна была… – замялась мать. – В далекой молодости я была невестой Александра Сергеевича Никодеева, который сейчас стал губернатором, насколько я знаю. Ну, кто из нас не без греха? – Наталья Степановна виновато посмотрела на Алену. – Ты, Алена, его родная дочь.
Настя с недоумением вертела головой, глядя то на одну, то на другую женщину.
– Что? – Алена открыла рот от удивления. – Мама, я не понимаю, а как же фамилия?
– Я тебя записала под своей девичьей фамилией – Сережкина, потому что я не была замужем за Никодеевым, а твои сестры и братья – от другого отца. – Мать опустила глаза. – Потом ты за Бориса замуж вышла, Колесниковой стала.
Алена, казалось, не слышала, потрясенная новостью.
– Никодеев? – пробормотала она. – Мой отец – этот тип с бигбордов?
– Он вовсе даже не тип, он очень положительный мужчина. – Наталья Степановна поправила сережку в ухе. – Раньше все не решалась тебе рассказать об этом. Да и повода не было. – Она посмотрела на дочь. – Но я завтра же позвоню Никодееву и попрошу помочь. Не может же он отказать родной дочери, когда она в беде!
Потеряв нить происходящего, Настя принялась с аппетитом уплетать пирог.
– Да, удивила так удивила. – Покачав головой, Алена отхлебнула чай. – Ну, что ж, раз так, то сам бог велел о помощи просить…
– Да, дочка, ты права. – Мать откусила большой кусок пирога. – А ты кушай, кушай, тебе поправляться надо.
Алена взяла в руку пирог и долго задумчиво смотрела на него, прежде чем откусить.
Плотно поужинав, все устроились на своих кроватях. Утомленные, Настя и Алена тут же заснули, едва успев прошептать друг другу «спокойной ночи».
К Наталье Степановне сон не шел. Волнуясь перед предстоящим разговором с Никодеевым, она вспоминала свою молодость. Думала, как бы ее жизнь повернулась, если бы она тогда о беременности ему рассказала. Наталья Степановна вспомнила все так ярко, как будто это было вчера. Никодеев считался в деревне видным парнем, каждая о таком мечтала, и она тоже не устояла. Но, попав в его сети, поняла, что картинка намного лучше реальности. Никодеев был красавцем, веселым и остроумным, но трусливым, как заяц.
Вспомнился Наталье Степановне сильный ливень, когда бежать было некуда. Они с Никодеевым спрятались в стоге сена. Он был настойчив, а она совсем зеленая была, не смогла ему отказать. Боялась потерять, ведь он и так ее поцелуя долго добивался. А вокруг хватало более красивых и сговорчивых девок. Вот она и отдалась ему. И только тогда поняла, как ошиблась. Никодеев оказался трусом, боялся с ней на людях даже поздороваться по-человечески. Буркнет себе под нос что-то невнятное, и все. Зато как только одну увидит, то тут как тут, хвост, как у павлина, и слова всякие сладкие на ушко шепчет.
Длился их роман не слишком долго, потому что у Никодеева была одна-единственная настоящая страсть – это карьера. Подался в город, забыв о Наталье через три дня. С тех пор она от него ни весточки, ни привета не получала. Сейчас Наталья Степановна думала, что так оно, наверное, и к лучшему было, а то намаялась бы с таким мужиком.
Она погрузилась в сон, где видела себя в красивом свадебном платье и в цветах. Все вокруг улыбались и поздравляли ее. На ее лице блуждала счастливая улыбка.
* * *
Но не все сладко спали в эту звездную ночь.
Луневу, например, пришлось потратить вечер на то, чтобы раздобыть себе дешевую бэушную тачку. Он устал, он был зол, и его состояние было очень далеким от того, которое называется безмятежным. Он был на взводе. Ему предстояло очень важное и трудное дело…
К кафе «Венеция» подъехала машина, за рулем которой сидела Мягкова. Припарковавшись поодаль, она вставила в ухо маленький наушник, а под воротник пушистой шубы, на внутреннюю часть горловины вязаного платья, прицепила микрофон.
– Я на месте, – произнесла она, закончив манипуляции. – Как меня слышно?
– Вас отлично слышно, – прозвучал голос Любимова в наушнике. – Мы внутри. Готовы принимать гостя.
– Хорошо, – сказала Мягкова, поправив воротник шубы. – Я только что подъехала, так что ждите.
Она повернула руль и нажала на газ, чтобы подрулить ближе ко входу в кафе. Но неожиданно прямо перед ее машиной нагло припарковалась старая «шкода», перекрыв путь к выезду.
Сначала Мягкова испугалась, что это явились по ее душу. Но дверь «шкоды» открылась, и оттуда выбрался сутулый очкастый седобородый старик.
– Козел старый, – прошипела она, несколько раз ударив по клаксону. – Проваливай отсюда, пень!
Мягкова открыла дверцу, намереваясь показать этому ходячему недоразумению, кто здесь главный.
– Проваливай! – повторила она, взмахнув рукой.
– Сию минуту, сию минуту, – проблеял старик и зачем-то обогнул свою убогую «шкоду», словно намереваясь забраться в нее с другой стороны.
– Совсем спятил, – констатировала Мягкова.
– Ошибаешься, – прозвучало в ответ.
В следующее мгновение она получила удар по голове и, обмякнув, потеряла сознание.
Когда сознание вернулось к Мягковой, она обнаружила себя лежащей на заднем сиденье собственной БМВ, которая куда-то стремительно двигалась. Перед ее глазами все было как в странном мареве. Напрягая зрение, она увидела перед собой спину Лунева, который вез ее в неизвестном направлении. Мягкова попыталась сесть, но ей не удалось.
– Очнулась? – бодро спросил Лунев, услышав сзади возню. – Видишь, из меня мог получиться неплохой актер! – произнес он не без гордости. – А вместо этого я вынужден заниматься такими, как ты…
Изо рта у Мягковой вырвался лишь какой-то невнятный звук, напоминавший жалобное поскуливание щенка.
– Не зря я театр с детства любил. – Лунев бросил взгляд на Мягкову. – Театр помогает найти свой образ, перевоплотиться в совсем иного человека… – Услышав жалобный стон пленницы, он лишь усмехнулся. – Ты хочешь встать? Не старайся. Не знаю, что там было у тебя в шприце, но я вколол это тебе в вену.
Глаза Мягковой наполнились ужасом, ведь она хорошо знала, что за наркотик был в ее шприце и как долго она пробудет теперь без движения. На всякий случай она осмотрелась вокруг и увидела на полу свою сумочку, которая была открыта и безжалостно выпотрошена. Сомнений не было, Лунев не врал. Он сделал ей инъекцию.
– Я тут в одном селе дом снял. Домик так себе, конечно… – Лунев деланно вздохнул. – Но вот погреб о-о-о-очень глубокий. Там нам никто не помешает побеседовать о том о сем.
На повороте взгляд Мягковой зацепился за название на указателе: «с. Рачки, 3 км». Преодолев одурь на какую-то минуту, она пробормотала: