Через секунду все равно стало Горелому. Добив его, черные рыцари стали обыскивать дом, в котором теперь можно было снимать фильм про войну. Тлели обои, струился дым, хрустело под ногами крошево того, что совсем недавно было посудой, утварью и прочими полезными вещами. А на полу лежали те, кто еще недавно были людьми. Разницы между ними и разбитыми горшками не было никакой.

* * *

Лунев успел к финалу. Затесавшись в толпу деревенских зевак, он увидел, как из дома выносят тела. Одно из них принадлежало Алене. Ее лицо было с одной стороны синим, распухшим и уродливым. Оно было неживое. Все то хорошее, все доброе, теплое и светлое, что было у Лунева в этом мире, закончилось. Или что-то осталось?

Он подошел к молодому детине-спецназовцу, принимавшему у товарищей неизрасходованные боекомплекты и гранаты.

– Девочка в доме была? – спросил Лунев.

– Какая, нах, девочка? – вызверился детина.

– Маленькая. Лет двенадцать ей.

– Не было девочки. И вали отсюда.

– Ты это боевому полковнику сказал, сынок, – ласково произнес Лунев. – И личико под маской не спрятано. Ай-яй-яй.

– Не положено тут, – буркнул детина, сменив тон. – Меня за разговорчики с посторонними по головке не погладят.

– Но и по попке не отшлепают. Один вопрос. Тут что было?

– Банда террористов с четырьмя заложниками. Особо опасные и все такое. Нас по приказу губернатора подняли. Вон он, подкатил на «мерсе». – Детина открыл ящик и принялся складывать туда гранаты, предварительно освобождая их от запалов, которые отправлял в отдельный коробок. – Но заложница одна оказалась. Они ее шлепнули, когда жареным запахло.

– Вон там? – Лунев показал пальцем на огород.

– Где?

Детина машинально повернул голову. За это время Лунев успел разжиться гранатой РПГ с запалом и кольцом. Детина подозрительно уставился на него:

– С чего ты взял, что там? Ее из дома не выводили. И вообще слишком много вопросов, полковник. Ты сказал, что один задашь. Я ответил. Разговор закончен, нах.

Лунев спорить не стал:

– Закончен так закончен.

Он пожал плечами и отошел, незаметно поглядывая в сторону губернаторского «мерседеса». Когда Мягкова закладывала своих сообщников, она упомянула и Никодеева. Нет, собственноручно он у детей селезенки не вырывал и похабщиной их заниматься не заставлял. Но деньги от этого бизнеса имел и покрывал его, когда надо. Скорее всего, спецназ Никодеев прислал не для того, чтобы расправиться с бандитами, а для того, чтобы ликвидировать Алену. Возможно, он и бандитов на нее предварительно натравил. Теперь не проверишь. Алену ни о чем не спросишь. Ее последние слова были: «Здравствуй, Андрей. С Настей беда. Немедленно приезжай в Сосновку».

Но Насти в деревне не оказалось. Получается, Алена успела отправить ее и мать куда-то в безопасное место. Значит, письмо прислала не она.

Лунев неторопливо направился к «мерседесу». Судя по осадке и коричневатой тонировке, машина была бронированной. Ее обступило человек двадцать любопытных, которым дорогая иномарка была интереснее закопченных трупов. Никодеев, закончив разговор с командиром спецназа, готовился забраться на заднее сиденье. Люди расступились, чтобы не мешать тяжелой двери распахнуться.

– До свидания, товарищи, – бодро произнес Никодеев. – Как видите, земля горит под ногами у преступников. И будет гореть, это я вам твердо обещаю. Так что спокойно готовьтесь к посевной. Государство не даст вас в обиду.

За то время, пока он поднимал ногу с утоптанного снега, чтобы поставить ее на пол автомобиля, Лунев успел подойти вплотную, сжимая в кулаке гранату без чеки. Закатив ее внутрь салона, он галантно захлопнул дверь. «Мерседес» крякнул и вздрогнул вместе со стоящими вокруг зрителями. Лунев тоже вздрогнул, отпрыгнув в сторону. Когда все отшатнулись, он попятился еще дальше.

Расталкивая народ, к сочащемуся дымом «мерседесу» побежали спецназовцы. Началась суматоха, поднялись крики. Заблокированные двери автомобиля не поддавались усилиям, парни в черном полезли в окна, выдавленные взрывом. Никто не понимал толком, что произошло, а Лунев давать пояснения не собирался.

Он уходил. Он не оборачивался. Сосновка не стала и не могла стать ему вторым домом. Алена не стала его женой, Настя – дочерью. Это все принадлежало не Луневу. Он не имел права на чужое. Он вернулся с войны и обнаружил, что он совсем посторонний в ином, мирном мире. Перекраивать его под себя не было ни сил, ни желания, ни времени. Оставалось покинуть этот мир и вернуться в прежний – свой, привычный, военный.

Но это будет не сегодня. Сегодня Лунев напьется вдрызг, в стельку, вусмерть. И завтра тоже. А потом отправится в Африку. Там будет пекло. Но не такое пекло, как здесь, среди белых снегов и зимней стужи.