— Иду! Иду-иду, секундочку, сейчас открою. Слава Богу, в немне чувствовалось спешки. Значит, он не выдернул ее из ванны.

«Какого черта меня сюда занесло? — в очередной раз спросилон себя, слыша, как шаги приближаются к двери, — Все это похоже на сцену изтретьесортной романтической комедии вроде тех, которые не может спасти дажеталант Тома Хэнкса».

Однако никакие рассуждения не способны изменить тот факт,что женщина, заглянувшая в его лавку на прошлой неделе, прочно засела в егоголове. И вместо того, чтобы ослабевать с течением времени, произведенный еюэффект, казалось, накапливался, приобретая все новую силу. В двух вещах он несомневался: впервые в жизни он принес цветы женщине, которую, собственно, почтине знал; в последний раз он волновался так перед Свиданием, когда ему былошестнадцать лет.

Когда шаги с противоположной стороны двери затихли, Биллзаметил, что одна большая маргаритка вознамерилась выпасть из букета. Онторопливо поправил ее, пока дверь открывалась, и, подняв голову, увидел женщину,обменявшую фальшивое бриллиантовое кольцо на шедевр никудышней живописи, — онастояла в дверном проеме с жаждой убийства в глазах и банкой чего-то, похожегона фруктовый коктейль, в занесенной над головой руке. Ее разум, похоже, застрялмежду желанием нанести превентивный удар и ошеломленным пониманием того, чтоперед ней не тот человек, которого она ожидала встретить. Позже Билл подумал,что этот момент едва ли не самый фантастической в его жизни.

Мужчина и женщина замерли, глядя друг на друга, на порогеоднокомнатной квартирки на втором этаже дома по Трентон-стрит: он с букетоммаргариток, купленных в цветочной лавке через две двери от его ломбарда наХитченс-авеню, она с двухфунтовой банкой фруктового коктейля, занесенной надголовой, и хотя немая сцена продолжалась не более двух-трех секунд, ему онапоказалась чрезвычайно долгой. Во всяком случае, затянулась настолько, что унего успела отчетливо сформироваться пугающая, неожиданная и совершенноудивительная мысль. Он надеялся, что, увидев Рози, успокоится, все вернется впрежнее русло. Вместо этого все стало еще хуже. Он не назвал бы ее красавицей,что ни говори она далека от образца, рекламируемого телевидением и журналамимод, но ему она показалась прекрасной. От вида ее губ, очертаний утонченногоподбородка у него перехватило дыхание, сердце остановилось в груди, откошачьего разреза голубовато-серых глаз подкосились ноги. Он прекрасно понимал,что означают эти симптомы, презирал себя за слабость и все же не могпротивостоять охватившему его чувству.

Он протянул ей цветы и улыбнулся с надеждой (краешком глазапоглядывая на угрожающе поднятую над головой банку фруктового коктейля):

— Мир?

6

Предложение Билла пойти поужинать последовало с такойголовокружительной быстротой, что Рози, едва придя в себя, застигнутаяврасплох, приняла его. Позже она подумала, что испытанное облегчение, оттогочто это оказался не Норман, тоже сыграло свою роль. Только когда она уже сиделана пассажирском сиденье машины, миссис Практичность-Благоразумие, которую Розипозабыла в пыли, поднявшейся под колесами автомобиля, догнала ее и спросила,что, собственно, она себе думает, направляясь на ужин с мужчиной (гораздо моложеее), которого практически не знает? Не сошла ли она случайно с ума? В вопросахощущался настоящий ужас, и за их внешней разумностью Рози распознала скрытуюсуть. Самый главный вопрос был настолько жутким, что миссисПрактичность-Благоразумие просто не отваживалась задать его, даже из потаенногоуголка ее сознания.

«Что если Норман поймает тебя?»

Вот каков подлинный вопрос. Что, если Норман застигнет ее вовремя ужина с другим мужчиной? С молодым, моложе ее, привлекательным мужчиной?Для миссис Практичность-Благоразумие не имело значения то, что Норман находитсяв восьмистах пятидесяти милях к востоку. И вообще,

ее

зовут

не

Практичность-Благоразумие,

а Трусость-Растерянность.

Впрочем, Норман — это лишь одна сторона дела. За всювзрослую жизнь она ни разу не выбиралась из дому с другим мужчиной, кроме мужа,и сейчас ее мысли напоминали приготовленный на скорую руку салат. Поужинать сним? О да. Великолепно. Ее горло сжалось до размера иголочного ушка, в животеурчало, как в недрах стиральной машины.

Будь он одет во что-то более официальное, нежели чистыевыцветшие джинсы и простой неброский свитер, мелькни в его глазах хоть малейшаятень сомнения относительно ее собственного непритязательного костюма— юбки исвитера, она, не мешкая ни секунды, сказала бы нет. Если бы место, куда он еепривез, оказалось более трудным (Рози не могла подобрать другого, болееподходящего слова), она, скорее всего, не нашла бы в себе сил даже выбраться изего «бьюика». Но ресторанчик произвел приятное, а не пугающее впечатление: входс горящей над ним вывеской «Попе Китчей» был ярко освещен, под потолком жужжаливентиляторы, крепкие столы покрывали скатерти в красную и белую клетку. Всоответствии с неоновой рекламой в окне, здесь подавали исключительно говядинуиз Канзаса. Официанты, как на подбор, оказались пожилыми джентльменами в черныхтуфлях и длинных, высоко повязанных фартуках. Рози показалось, что они одеты вплатья с завышенной талией, какие были модными в средние века. Ужинающие застолами посетители походили на нее и Билла — ну, по крайней мере, на Билла:средний класс, средний достаток, неофициальный стиль одежды. Не давящий наглаза интерьер ресторана привел Рози в радостное настроение. Ей показалось, чтодышать стало легче.

«Возможно, но все же они не похожи на тебя, — прошепталвнутренний голос, — и не ври себе, думая, что ты от них не отличаешься, Рози.Они уверенны, они счастливы, большинство выглядит так, словно им здесь самоеместо. Ты не принадлежишь к ним, ты никогда не станешь такой, как они. Слишкоммного за спиной лет, проведенных с Норманом, слишком много дней, когда тызабивалась в угол, стараясь не наблевать на пол. Ты забыла; что представляютсобой люди, ты забыла, о чем они говорят… если вообще когда-то знала, начнем сэтого. Если ты попытаешься быть такой, как они, если ты осмелишься всего лишьпомечтать о том, что можешь стать похожей на них, — это только разобьет тебесердце».

Действительно ли дела обстоят настолько плохо? Ей больнобыло думать так, ибо часть ее сознания пылала от счастья — оттого, что БиллШтайнер пришел к ней, оттого, что он принес ей цветы, оттого, что он пригласилна ужин. Ей даже не приходило в голову задуматься над своим отношением к нему,но то, что ее пригласили на свидание… она чувствовала себя счастливой испособной на волшебство. И ничего не могла с собой поделать.

«Валяй, веселись, — произнес Норман. Он прошептал эти словаей на ухо, когда она входила в дверь ресторана, и они прозвучали так отчетливои близко, словно он находился совсем рядом. — Радуйся, пока есть возможность,потому что позже он уведет тебя в темноту, а потом ему захочется поговорить стобой начистоту. Или же не станет утруждать себя разговорами. Может, он сразупотащит тебя в ближайший мрачный переулок и придавит к стене».