Рози перешла к окну, оперлась ладонями о подоконник ипосмотрела на улицу. На другой стороне мальчишки с шумом и криками перебегали сместа на место, дока мяч находился в воздухе. Прямо под ней к тротуару подкатилавтомобиль. Совсем недавно вид автомобиля, тормозящего у тротуара, привел бы еев ужас, сознание заполнил бы кулак Нормана с кольцом на пальце, надвигающийсяна нее: слова «Служба, верность, общество» становятся все больше и отчетливее ив конце концов заслоняют собой весь мир… но те времена прошли. Слава Богу.

— Честно говоря, я поскромничала, когда сказала, чтовыдержала, — сообщила она картине. — На самом деле я добилась гораздо большего.Робби считает, что у меня все получилось превосходно, я знаю, но важнее всегобыло убедить Роду. Мне кажется, она с самого начала отнеслась ко мне снекоторой предвзятостью, потому что я — находка Робби, понимаешь? — Она вочередной раз повернулась к картине, — так, как женщина поворачивается кнастоящему другу, желая по выражению лица проверить, какое впечатлениепроизводят на него ее слова, но, женщина на картине по-прежнему взирала наразрушенный храм, предоставляя Рози возможность судить о произведенном эффектепо очертаниям спины.

— Ты же знаешь, какими стервами бываем иногда мы, женщины, —произнесла Рози и засмеялась. — Но мне кажется, что я завоевала еерасположение. Мы расправились всего с пятьюдесятью страницами, но ближе к концуя читала гораздо лучше, а кроме того, старые книжки почти всегда короткие.Думаю, мы закончим в среду днем, и знаешь, что самое прекрасное? Я получаюпочти сто двадцать долларов в день — не в неделю, в день — и меня ждут еще трикниги Кристины Белл. Если Робби и Рода решат дать их мне, я…

Она умолкла на середине фразы, глядя на картину широкораскрытыми глазами, не слыша звонких криков мальчишек на улице, не слыша дажешагов человека, поднимающегося по лестнице с первого этажа и приближающегося кее двери. Опять смотрела на силуэт, вырисовывавшийся у правого края картины —изгиб брови, изгиб слепого глаза без зрачка, изгиб уха. И неожиданно прозрела.Да, она была права и одновременно ошибалась — права в том, что второйповерженной статуи раньше не существовало, ошибалась в своем предположении отом, что каменная голова каким-то непостижимым образом материализовалась накартине, пока она читала «Сияющий луч» в студии звукозаписи. Мысль о том, чтоскладки на хитоне женщины выглядят по-другому, — наверное, подсознательная попыткаобъяснить первое ошибочное впечатление созданием некой иллюзии. В конце концов,то, первоначальное объяснение правдоподобнее, чем то, что она увидела теперь. —Картина стала больше, — констатировала Рози. Нет, не совсем так.

Она подняла руки и развела их с стороны, измеряя воздухперед висящим на стене полотном и убеждаясь в том факте, что оно по-прежнемуимеет те же размеры, занимая на стене прямоугольник три на два фута. Онаувидела ту же самую рамку, которая не стала шире или выше, так в чем же дело?

«Второй каменной головы просто не было раньше, вот в чемдело, — подумала она. — Разве что…»

Рози неожиданно почувствовала головокружение и легкуютошноту. Она крепко зажмурилась и принялась растирать виски, в которых пыталасьродиться головная боль. Когда она снова открыла глаза и посмотрела на картину,рисунок потряс ее, как в первый раз, не отдельными своими деталями —разрушенный храм, павшие статуи, мареновый хитон женщины, поднятая левая рука,— но как единое целое, нечто, призывавшее ее и взывавшее к ней собственнымнеслышным голосом.

В картине появились новые детали. Она почти не сомневалась втом, что это не впечатление, а простой неопровержимый факт. В физическом смыслекартина не стала больше, выше или шире, просто ей открылись новые пространствасправа и слева… а также вверху и внизу, если быть точным. Как будто киномеханиктолько что сообразил, что пользуется не той установкой и переключился сдревнего дряхлого проектора для тридцатипятимиллиметровой пленки наширокоэкранную «Синераму-70». Теперь на экране виден не только Клинт Иствуд, нои ковбои справа и слева от него.

«Ты очумела, Рози. Картины не растут, как грибы».

Нет? Тогда как же объяснить второго бога? Она наверняказнала, что он находился в картине с самого начала, но увидеть его смогла толькотеперь, потому что…

— Потому что в картине теперь больше права, — пробормоталаона. Глаза ее округлились, хотя посторонний вряд ли принял бы выражение ее лицаза гримасу страха или удивления. — И больше лева, и больше верха, и больше ни…

За ее спиной прогремел неожиданный скорострельный стук вдверь, настолько быстрый, что отдельные удары, казалось, сталкивались один с другим.Рози повернулась к двери, чувствуя, что движется плавно, словно при замедленнойсъемке или под водой. Она не заперла дверь.

Стук повторился. Рози вспомнила автомобиль, которыйзатормозил у тротуара под ее окном — небольшая машина, из разряда тех, которыепутешествующий в одиночестве

мужчина снимет в прокатной фирме «Херц» или «Авис», — и всемысли о картине разлетелись, как стая воробьев, вспугнутые другой мыслью,зажатой в черные тиски решимости и отчаяния: все-таки Норман ее разыскал. Наэто ушло довольно много времени, больше, чем следовало, но он-таки добилсясвоего.

В памяти всплыл обрывок последнего разговора с Анной — Аннаспросила, как она поступит, если Норман все-таки объявится. Она обещалазапереть дверь и позвонить в полицию, однако замкнуть дверь она забыла, ателефон еще не установила. Последнее вообще смешно, ибо в углу жилой зоны естьгнездо телефонной розетки и оно подключено к городской сети. Сегодня вобеденный перерыв она успела съездить в телефонную компанию и уплатила первыйвзнос. Обслуживавшая Рози женщина дала ей новый телефонный номер на маленькойбелой карточке, которую Рози сунула в сумочку, а потом промаршировала к двери—проследовала прямо к двери мимо груды продающихся телефонных аппаратов,расставленных на полках. Подумала, что сэкономит десять долларов, если купиттелефон в торговом центре на Лейквью-молл, когда подвернется случай. И теперьиз-за того, что пожалела какой-то вшивый червонец…

За дверью стояла тишина, но, опустив взгляд к щели поддверью, она увидела тень от туфель. Больших черных блестящих туфель. Конечно,конечно, ему ведь не обязательно теперь носить полицейскую форму, но он, как ипрежде, надевает блестящие черные туфли. Жесткие туфли. Кому-кому, а ей этоизвестно не понаслышке, потому что их отметины на животе, ногах, ягодицахпоявлялись много раз в течение всех лет, проведенных с Норманом.

Стук повторился — три короткие серии по три удара:туктуктук, пауза, туктуктук, пауза, туктуктук.

И снова, как в момент жуткой бездыханной паники утром в стекляннойкабинке студии звукозаписи, разум Рози обратился за помощью к женщине накартине, — женщине, стоящей на вершине поросшего травой холма, не испытывающейстраха перед приближающейся грозой, не боящейся, что в руинах здания у подножияхолма могут обитать привидения или тролли, или бродячие разбойники, непугающейся ничего. Она не боится ничего — это видно по распрямленной спине, повызывающе поднятой руке, даже (как казалось Рози) по округлой форме едвазаметной левой груди.