«Я не она, я боюсь — мне так страшно, что я могу обмочиться,— но я не позволю тебе, Норман, просто так прийти и забрать меня, клянусь передГосподом, я так просто не дамся».

Секунду или две она лихорадочно восстанавливала в памятибросок, который показывала им Герт Киншоу, тот, в котором атакующего противниканужно схватить за руки, а потом развернуть боком. Бесполезно — всякий раз,когда она пыталась представить завершающий элемент приема, перед ней возникалнадвигающийся, заслоняющий собой все Норман с ухмылкой обнажающей зубы (онаназывала ее кусачей улыбкой), который пришел, чтобы поговорить с ней начистоту.Здесь и сейчас.

Сумка с продуктами все еще стояла на кухонном столе рядом состопкой листовок, рекламирующих предстоящий пикник. Она переложила вхолодильник скоропортящиеся продукты, однако несколько консервных банок все ещележали в сумке. Подойдя к кухонному столу на негнущихся, начисто лишенныхчувствительности ногах, напоминавших деревянные протезы, она сунула руку всумку.

Раздался новый строенный стук: туктуктук.

— Иду! — крикнула Рози и сама удивилась тому, насколькоспокойно прозвучал ее голос. Она извлекла из сумки самый крупный предмет —двухфунтовую жестяную банку фруктового коктейля. Перехватив ее поудобнее,зашагала к двери на бесчувственных деревянных ногах. — Иду-иду, секундочку,сейчас открою.

4

Пока Рози ходила по магазинам, Норман Дэниеле в трусах имайке валялся на кровати в отеле «Уайтстоун», курил и смотрел в потолок.

Он начал курить точно так же, как многие другие мальчишки,выуживая сигареты из отцовских пачек «Пэлл Мэлла», стойко принимая побои, когдазаставали на месте преступления, считая, что это справедливое наказание застатус, который приобретаешь, когда тебя видят на пересечении Стейт-стрит ишоссе сорок девять — ты стоишь с торчащей в уголке рта сигаретой, поднявворотник куртки, подпирая плечом телефонную будку между обрейвилльской аптекойи городским почтовым отделением, и чувствуешь себя в своей тарелке: «Спокойно,крошка, я парень что надо». И когда приятели проезжают мимо в доживающихпоследние дни машинах, откуда им знать, что ты стащил окурок из пепельницы напапашином письменном столе или что в тот единственный раз, когда ты набралсяхрабрости, чтобы купить в киоске свою первую собственную пачку сигарет, старикДжордж, снисходительно хмыкнув, прогнал тебя и предложил вернуться после того,как у тебя вырастут усы?

В пятнадцатилетнем возрасте курение считалось шиком, оченьбольшим шиком, и почему-то он думал, что оно в некоторой мере компенсируетотсутствие того, чего он не мог иметь (машины, например, хотя бы старогодрандулета вроде тех, на коих красуются его сверстники — заляпанные грунтовкойи в пятнах ржавчины, с белым «пластмассовым стеклом» на фарах и с подвязаннымипроволокой бамперами), и к тому дню, когда ему исполнилось шестнадцать, онпревратился в заядлого курильщика — две пачки в день и натуральный удушающийкашель по утрам.

Через три года после того, как он женился на Роуз, вся еесемья— отец, мать, шестнадцатилетний брат — погибли на том же шоссе сорокдевять. Они возвращались после дня, проведенного на озере в карьере Фило, когдагрузовик со щебнем выехал на встречную полосу и раздавил их, как мух наподоконнике. Оторвавшуюся голову старика Макклендона с открытым ртом и пятномвороньего помета, залепившим глаз, нашли в грязной канаве в тридцати ярдах отместа столкновения (к тому времени Норман уже работал в полиции, а копы любятпересказывать друг другу такие подробности). Дэниелса смерть родителей женынисколько не опечалила; признаться честно, он даже обрадовался, узнав онесчастном случае. Собаке собачья смерть — такая мысль промелькнула в егоголове. Старый кретин Макклендон получил по заслугам. Этому козлу не сиделосьна месте, и он вечно приставал к дочке с вопросами о делах, которые егосовершенно не касались. В конце концов, Роуз уже не дочь Макклендона — покрайней мере в глазах закона; в глазах закона она прежде всего жена НорманаДэниелса.

Глубоко затянулся сигаретой, выпустил три кольца и проследилза тем, как они друг за дружкой медленно плывут к потолку. За окном гудел исигналил поток машин. Он провел в этом городе всего полдня, но уже успелвозненавидеть его. Слишком он велик. Слишком много в нем укромных мест. Но этоне имеет особого значения. Все встало на верный путь, и скоро очень тяжелая иочень прочная каменная стена обрушится на головку Роуз, своевольной дочуркипокойного Крейга Макклендона.

На похоронах Макклендонов — тройных похоронах, собравшихедва ли не всех способных самостоятельно передвигаться жителей Обрейвилля, —Дэниеле вдруг раскашлялся, да так, что не мог остановиться. Люди оборачивались,чтобы посмотреть на него, и он готов был выцарапать им глаза за взгляды, которымиего награждали. С пунцовой физиономией, злой от негодования (и все же не всилах остановить приступ кашля), Дэниеле оттолкнул рыдающую молодую жену ивыскочил из церкви, зажав рукой рот.

Он остановился, кашляя поначалу так сильно, что пришлосьсогнуться и опереться руками о колени, чтобы не упасть, глядя сквозь слезы нанескольких человек, вышедших перекурить — троих мужчин и двоих женщин, которыене смогли выдержать без никотина даже жалкие тридцать минут погребальнойслужбы, — и неожиданно решил, что с него хватит. Он бросает курить. Пусть дажеприступ кашля на самом деле вызван его обычной летней аллергией, черт с ним.Курение — привычка для идиотов, возможно, самая идиотская привычка на земле, ибудь он проклят, если врач, который засвидетельствует факт его смерти, напишетв графе «Причина смерти» два слова «Пэлл Мэлл».

В день, когда он, вернувшись домой, обнаружил исчезновениеРоуз— если придерживаться точной хронологии, то вечером, когда он увиделпропажу кредитной карточки и не мог больше опровергать очевидное, — оннаправился в магазин 24 у подножия холма и купил первую за одиннадцать летпачку сигарет. Вернулся к старой марке, как убийца возвращается на местопреступления. «In hoc signo vinces», — было написано на каждой кроваво-краснойпачке, то есть «С этим знаком ты победишь», если верить отцу, который,насколько Норман помнил, если и побеждал жену, то лишь в многочисленныхкухонных стычках.

От первой затяжки у него закружилась голова, а когда ондокурил сигарету — до самого конца, до фильтра, — ему казалось, что егостошнит, он потеряет сознание или с ним случится сердечный приступ. Возможно,все сразу. Однако, пожалуйста, вот он, любуйтесь: все те же две пачки в день ивсе тот же утренний кашель, достающий до самого дна легких, начинающийся с тойминуты, когда Норман выкатывается из постели. Как будто он и не бросал курить.

Ну да ничего страшного, просто он ведет напряженный образжизни, как любят выражаться эти олухи-психиатры, а когда люди ведут напряженныйобраз жизни, они часто возвращаются к прежним привычкам. Привычки — особенноплохие, вроде курения или пьянства — это костыли, говорят люди. Ну так что? Чтоплохого в пользовании костылем, когда хромаешь на обе ноги? Как только онразберется с Роуз (проследив за тем, чтобы в случае неофициального развода, таксказать, последний состоялся на его, а не на ее условиях), все костыли будутвыброшены на свалку. В этот раз навсегда.