сил. Ух, жарища была адская, чуть не сдохла. Пулей мы с ребенком прыгнули к своим в канаву. Едва успела я малыша с брателлой под себя подмять на всякий случай, как дракон взлетел прямо над нами. Бедная тетушка наша была уже не в себе. Зарылась головой в землю, плакала и звала на помощь. Помню, вокруг все грохочет, мы лежим, а Васек что-то там пищит, пытается пистолет достать, чтобы от дракона отбиваться.

– Тихо, тихо, Васек! – начала я успокаивать его, а сама еле дышу от страха. – Сейчас главный дракон огонь весь сбросит, и мы с тобой постреляем. Ты молодец какой, смельчак! Лежи пока подо мной тихо. Чтоб дракон нас не унюхал.

И вдруг, Лео, грохнуло так, что меня от пацанов словно откинуло со всей силы. И что-то над ухом просвистело. И горячо так стало, блин, словно кто-то с размаху меня несколько раз треснул со всей дури.

Пару раз неподалеку еще раз громыхнуло, и все стихло. Мы вылезли из канавы и увидели, как наш автобус горит синим пламенем посреди темной-темной ночи. И вокруг люди стоят и все плачут. Кто голосит, кто просто на обочине сидит. А бабулька та, что нас клюкой от погранца отбила, стоит на коленях прямо посреди дороги, и глаза у нее стеклянные. Тут водила заметил нас, выползших словно зомби из канавы, подбежал и схватил бабушкиного правнука на руки. И вид у него такой счастливый, будто миллион в лотерею выиграл, а не тачку его только что в клочья разорвало.

– Живой, живой! Марь Иванна, дорогая, вставай! Живой пацаненок твой, ни царапинки!

И все сразу перестали реветь, стали обнимать малыша и бабку его. Короче, дурдом какой-то.

– Лиса, Лиса, тебя дракон укусил, – с удивлением посмотрел на меня Васек, и я заметила, что у меня руки и лицо в крови.

– Да фигня все, братишка! Он улетел. Дай мне руку.

И тут я провалилась в черную кроличью нору. Мне снились странные сны, Лео. И ты был там тоже со мной. Мы шли с тобой по бескрайнему полю, оно было все усеяно желтыми цветами. Шли и трещали за жизнь. И вдруг мы дошли до развилки, ты остановился, посмотрел мне в глаза и сказал:

– Лиса, я прошу тебя, вернись к маме. Ты очень ей нужна.

Я хотела, было, начать пререкаться, но ты, Лео, просто исчез, а вдали показалась она. И мне так стало на минуту грустно, просто до слез. Потому что Мамзель шла мне навстречу в белом платье, и в руках у нее были полевые цветы. Она подошла чуть ближе и раскрыла мне объятия. Я бежала к ней, но она была так далеко от меня, так невыносимо далеко, Лео! Не добежать, не доехать, не долететь. Помню, что я устала, упала на траву и заплакала. И тут кто-то подошел, сел рядом со мной и погладил меня по голове. И от этого мне вдруг стало так тепло и приятно, что я проснулась.

Очнулась я, блин, в каком-то еще более странном месте, чем мой сон. Точнее, я даже некоторое время была уверена, что все происходящее кругом – тоже сон. Я лежала в большой походной палатке, но при этом вокруг были люди в белых халатах, и моя голова была вся в бинтах, как в фильмах про войну. Я видела все одним глазом, который от удивления, наверное, был похож на гигантский рыбий. Я увидела, что у меня из руки идут какие-то трубки, а стол рядом весь уставлен цветами. Проходящий мимо доктор посмотрел на меня и заулыбался так, будто у него день рождения.

– С возвращением, доблестная маленькая Лиса! Как ты себя чувствуешь?

Откуда только он знал про мое «погонялово» Лиса? Все становилось еще более запутанным.

А потом я увидела Лося. Он спал около моей койки, скрючившись на стуле и положив голову на мою ногу. Я осторожно пошевелила ногой, но он не проснулся.

– Где мой брат? – спросила я врача.

– Он у бабушки, с ним все хорошо. А твой папа тут уже три дня живет. Мы его подкармливаем.

И доктор рассказал мне, что я теперь – местная звезда. И что дядя Лось три дня держал оборону от журналистов и благодарных местных жителей. Потому что я долго была без сознания, а они все шли и шли, чтобы сказать мне спасибо. У них в передвижном госпитале весь предбанник завален конфетами, банками с вареньем и плюшевыми игрушками. И все потому, что я за минуту до взрыва вытащила малыша из автобуса и этим спасла от верной смерти. Но так как я в канаве легла сверху на малышей, то меня около уха зацепило осколком. К счастью, он вошел неглубоко, фактически большая царапина, и врачи успешно меня заштопали. Сказали – девка в рубашке родилась. Бомба ей прямо в голову летела, а она и детей спасла, и самой хоть бы хны, даже шва не видно, потому что под волосами.

Ну а дальше, Лео, начался настоящий кипишь вокруг меня. Блин, врагу такого не пожелаешь. Когда с меня сняли швы и я смогла говорить, ко мне пришел какой-то очень важный правительственный чел и прогнал что-то про мой героизм. Там была еще куча фотографов и телевизионщиков, и, как я ни отворачивалась, моя морда везде попадала в объектив. Ужас, я тебе скажу, ощущения. Не понимаю, как актеры и певцы это терпят. Сдохнуть можно от стыда. Прабабка того пацана рыдала у меня на кровати, осыпая конфетами. Я ей говорю: «Бабуль, если бы ты меня на границе тогда не отмазала от Петьки-пограничника, все могло быть по-другому. Так что это тебе спасибо». Короче, я так устала от всего этого, что прикинулась, будто мне плохо. Важный чел поскорее нацепил мне медаль за отвагу, и все они наконец отвалили из палаты. Я обняла медведя, которого мне передал тот самый малыш из автобуса, и приготовилась к кое-чему худшему, чем бомбежка в поле. К разговору с Лосем.

Все время, пока шла эта адская фотосессия, он стоял поодаль и не давал журналистам сильно мне надоедать вопросами. Охранял, короче. А уже когда все ушли, сказал:

– Лиза, надо поговорить. Ты в порядке? Можем?

– Где мама?

– Она еще в больнице, но с ней все хорошо. Очень переживает за тебя, поэтому я наврал ей, что нашел вас и отвез к бабушке. За последний месяц, Лиза, я вру столько, сколько за всю жизнь не врал. Мне пора дать орден Почетного Брехуна.

– А ты-то зачем