неравнодушный, она болеет за свое дело, и у нее всегда ровное, хорошее настроение. Наверное, у таких людей все всегда получается, несмотря на их молодость, — поделилась своими наблюдениями Маша.

Вместе они обедали впервые. Когда только Маша пришла в сад, она обедала прямо на кухне, за стоящим в углу столиком, потом стала обедать у себя в кастелянной. Сейчас, сидя за столом с Рогнедой Игоревной и чувствуя на себе ее внимательный взгляд, Маша вспомнила их обеды с мамой. На глаза набежали слезы, которые Маша постаралась унять быстрым морганием.

— Ты вспомнила о маме? — тихо спросила Рогнеда Игоревна, заметив ее попытки остановить слезы.

Маша кивнула, но сказать ничего не смогла — спазмом перехватило горло.

— Ты так ничего и не сообщила ей?

Ярко-синие глаза Рогнеды Игоревны внимательно смотрели на Машу, которая опять только кивнула ей, отвечая, и взяла стакан с соком.

— Я обязательно поговорю с ней, — тихо произнесла она и замолчала. — Только чуть позже, не сейчас, — сделав несколько глотков, будто набравшись сил, продолжила она.

— Конечно! А мне ты обязательно звони, — уходя от неприятной для Маши темы, предложила Рогнеда Игоревна. — Весь июнь мы с Володей будем в Москве, и я все равно каждый день буду в саду. Ты еще не искала комнату?

— Не искала. Я хотела это сделать в четверг, но можно и сейчас пройтись по ближайшим к нашему саду домам.

— И правильно! Не надо откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

— А сегодня я еще хотела бы попрощаться со своей тезкой, — вдруг вспомнила Маша, — ее отвозят на все лето к бабушке на юг.

— С Машенькой Андреевой? — догадалась Рогнеда Игоревна. — Вынуждена тебя огорчить, дорогая: буквально перед твоим приходом я простилась с ней и ее мамой.

— Обидно, но ничего не поделаешь, — вздохнула Маша.

Она тепло попрощалась с Рогнедой Игоревной, пообещав звонить ей каждый день, и пошла к дому, который стоял параллельно детскому саду.

Время было послеобеденное, пошла на убыль полуденная жара, во дворы высыпала прятавшаяся по квартирам ребятня. На приподъездных скамеечках появились их постоянные обитатели. Именно к ним и решила обратиться Маша, чтобы сократить время поисков комнаты. Маше почему-то показалось, что эти женщины знают если не все, то очень многое. Пройдя вдоль двух растянутых до бесконечности домов, она переговорила с десятком таких приподъездных женсоветов. Результатом этих разговоров стали два адреса. Ее даже обрадовала столь быстрая возможность решения квартирного вопроса, который, по словам великого писателя, испортил москвичей. Но радовалась она рано: обитателей ни одной из квартир дома не оказалось.

«Ничего, приеду сюда в четверг, когда сдам последний экзамен», — успокоила себя Маша и отправилась в Химки.

Два дня Маша готовилась к сдаче последнего в сессии экзамена. Много гуляла, по вечерам беседовала со своим малышом, прислушивалась к себе. Ничего нового в своем состоянии она не заметила ни утром в четверг, когда, выпив чая, отправилась в институт, ни через час, когда, сдав на отлично экзамен, вернулась в комнату.

Перед тем как ехать в Москву, она решила воспользоваться отсутствием в комнате соседок и упаковать сумку, которую собиралась взять с собой в роддом. Маша с любовью перебрала детские вещи, которые она потихоньку покупала в последний месяц беременности, укладывая их в отдельный пакет. Потом она собрала свои вещи, документы. Вспомнив о том, что ее никто не навестит в роддоме, она сходила в буфет и купила два больших пакета сока. Уложив все в сумку, посетовала на то, что та получилась очень объемной.

И тут Маше показалось, что она устала. Устала как никогда — отказывались двигаться и руки, и ноги. Она прилегла на свою кровать и закрыла глаза. Закрыв глаза и немного успокоившись, почувствовала боль внизу живота. Боль становилась сильнее, она словно ком росла где-то внутри и, вырастая, тянула все внутренности вниз. Дождавшись, когда окончится первая схватка, Маша, не паникуя, вызвала «скорую». Диспетчеру, принимающему у нее заказ, она рассказала о схватках, назвала адрес общежития и сказала, что будет ждать машину у главного входа.

Маша понимала, что ее отъезд в роддом увидят многие, но решила выйти и ждать машину на улице, пытаясь хоть так сократить число нежелательных для нее зрителей. Машина пришла быстро. Увидев Машу, к ней поспешил молодой мужчина в белом халате.

— Ну что, время пришло? — весело спросил он. — Как вы себя чувствуете? Сами дойдете?

— Дойду, — поморщившись от боли, ответила Маша, — только сумка… — Маша показала глазами на сумку, стоящую на скамейке.

— Не волнуйтесь, сумку я возьму, — успокоил он и, забрав сумку, взял под руку Машу. — Только почему она такая огромная и тяжелая? — удивился мужчина.

— Там все детское и два больших пакета сока. Ко мне некому будет прийти, поэтому я вынуждена все брать сразу, — как бы извиняясь, оправдывалась Маша.

— К такой красавице некому прийти? — удивился он, помогая Маше сесть в машину. — А муж? — спросил он, внимательно присматриваясь к Маше. — Объелся груш? А деньги-то у тебя есть, красавица?

— Да, конечно, возьмите, пожалуйста. Диспетчер предупредил меня. — Она протянула деньги мужчине, понимая, что вопрос о грушах был риторическим.

— Ну и отлично! Все! Поехали! — весело сказал он, усаживаясь рядом с Машей, которая, отклонившись назад, изо всех сил вцепилась руками в мягкое сиденье машины и закрыла глаза.

«Эта боль нужна малышу. Я потерплю… Потерпи и ты, малыш. Осталось совсем немного. Я потерплю, я потерплю…» — твердила она про себя.

Она сосредоточилась на своей боли, не замечала ничего вокруг. Она потеряла связь с миром, перестав ориентироваться во времени и пространстве. Откуда-то издалека до нее доносились слова медиков. Она делала все, о чем они просили, чтобы быстрее вернуться к своей боли, чтобы никто не мешал ей концентрироваться на ней, жить с ней, через нее же дать начало новой жизни.

Маша пришла в себя только тогда, когда услышала крик своего ребенка.

— Ну все, Зоя Космодемьянская! — услышала она. — Ты молодец! Знаешь, у нас тут все кричат, а ты почему-то мучилась молча, только стонала. Ты родила богатыря! Для первых родов все прошло просто идеально! Ты слышишь меня, Зоя?

— Я вообще-то Маша, — попробовала протестовать Маша, стараясь смотреть в лицо врача, стоящего у ее изголовья.

— Отлично, Маша! А теперь поверни голову в другую сторону! Там твоего горластого богатыря обследуют по шкале Апгар, — улыбнулся доктор.

— Почему обследуют? Почему он плачет? Что-то не так? — заволновалась Маша.

— Слишком много вопросов, а ответ один — так надо! И лед не трогай пока, пусть еще полежит. Так надо! Ну что, девчата? Что намерили? — спросил