— А я — Маррам, госпожа,— отозвался другой.

— Я вас запомню. Ну, до утра. Можете пока отдохнуть.

— Слушаем и повинуемся! — проговорил Маррам.

Сликит исчезла, и оба стража вздохнули с облегчением.

— Интересно все же, откуда они взялись, — проговорил Алдер, чей живой умный взгляд выдавал в нем натуру любознательную.

— Сказано же: они — камнепоклонники. Для меня этого достаточно. Первую вахту стой ты, а я сосну, — отозвался Маррам и улегся.

Алдер же опустил рыльце на вытянутые лапы и стал смотреть на спящего Триффана. Впоследствии, уже много, много лет спустя, глубоким стариком, рассказывая своим внукам о великих событиях, которым был свидетелем, Алдер вспоминал, как, пока он глядел на спящего пленника, его сердцем овладело сумасшедшее желание. Вероятно, оно родилось под впечатлением расспросов о том, кто он и откуда пришел. Грудь Алдера стеснила неизъяснимая жажда познать учение о Камне, про которое ему было говорено столько плохого. И тут он внезапно обнаружил, что глаза Триффана — так, впоследствии он узнал, зовут пленника — открыты и устремлены прямо на него, и он, Алдер, не в силах отвести взгляд в сторону. Потом Алдер клялся, что, как это ни странно, Триффан поднялся, подошел к нему и спросил: «За что ты казнишь верующих в Камень? Ведь они не сделали тебе ничего дурного».

— Однако, — рассказывал Алдер, — когда я набрался храбрости и снова посмотрел в сторону Триффана, то увидел, что тот мирно спит и глаза у него закрыты.

Тут Алдеру вдруг вспомнились все муки и казни последователей Камня, и он понял, что именно Триффан вызвал в нем эти воспоминания. Понял и устыдился. Алдер не мог припомнить, как ни старался, почему сразу после этого его сморил крепкий сон.

С рассветом он очнулся и обернулся, чтобы проверить, на месте ли крот, доставивший ему столько треволнений. Он обнаружил, что Триффан стоит рядом. Алдер не видел ничего вокруг — только почувствовал на себе его взгляд и страшно перепугался.

— Пойдем, — сказал ему Триффан. — Мне надо тебе кое-что показать.

И Алдер под влиянием силы и печали, звучавших в голосе Триффана, беспрекословно подчинился и двинулся вслед на ним наверх.

Потом Алдер всегда вспоминал, что солнце, пробившееся сквозь входное отверстие, залило его своим светом, и он вдруг понял, что сейчас ему предстоит увидеть нечто, и ему сделалось очень страшно и захотелось громко зарыдать... А ведь он был грайк, северянин, воин, закаленный в битвах, и всего лишь выполнял свой долг...

Триффан вывел его на поверхность. Укрываясь от патрулей под колючей молодой порослью и ракитником, они прошли довольно далеко, пока не очутились на свободном от зарослей участке возле другого тоннельного выхода. Там лежало тело крота. Весь истерзанный, с порванным рыльцем, он лежал в скрюченной позе. Его рот был чуть приоткрыт; в капельках росы, что за ночь осела на его мехе, сверкало солнце. Это был тот, кого убили накануне.

— Может, тебе известно, как его зовут? — спросил Триффан.— Нет? Не знаешь?

Он склонился над мертвым и расплакался на глазах у Алдера. И Алдер, глядя на мертвого крота, вдруг почувствовал, как мир померк вокруг него, и ему открылось, что есть на свете жалость и сострадание.

— За что ты казнишь тех, кто верует в Камень, Алдер? — снова прозвучал вопрос Триффана — только теперь он обращался к стражу по имени. — Ответь же мне: за что? Этот крот был последователем Камня, как и я сам. Убивая невинных, ты казнишь и себя самого. Почему ты творишь это?

— Но ведь я...— запинаясь, начал было Алдер и не смог продолжать: Триффан устремил на него свой открытый, от сердца идущий взор, и в нем была твердость, и в нем была правда.

Затем Триффан чуть отошел в сторону и присел у выхода, предоставив Алдеру побыть наедине со своей совестью. Алдер же предпочел остаться, где был. Он все смотрел и смотрел на убитого, а перед его мысленным взором проходили десятки, сотни, тысячи убиенных и замученных гранками во время их длительного похода на юг.

— Но ведь я...— выговорил Алдер дрожащими губами — и вдруг услышал вокруг себя крики, плач и стенания многих безымянных кротов, и устыдился, и глаза его стали мокрыми от слез.

Через малое время, ощущая тяжесть во всем теле и ломоту в лапах, он обернулся к Триффану и беспомощно спросил:

— Что же мне делать?

— Прислушайся к Безмолвию Камня, — отозвался Триффан, глаза его словно излучали солнечный свет.

— Кто ты? — спросил шепотом Алдер. — Откуда ты?

— Я никто. Но за мной явится тот, кто заставит тебя забыть обо всем, что было прежде. Он будет воплощением Безмолвия Камня, и ты последуешь за ним и будешь помогать ему в деяниях его.

— Как имя его?

Триффан еще раз взглянул на мертвое тело и произнес:

— Мы называем его Крот Камня, но имя его мне неведомо. Оно никому не известно. Он без имени, ибо еще не рожден.

— Но он придет?

— Обязательно придет. И ты узнаешь его.

После этого они, снова миновав все патрули, благополучно вернулись в нору, и никто, в том числе и Спиндл, так и не узнал, где они были, что видели и о чем говорили между собой.

❦

Тем не менее в течение следующего дня Спиндл был немало озадачен: Триффан почти не разговаривал и не двигался, а между стражами, видимо, возникло какое-то несогласие, потому что тот, которого звали Алдер, тоже отмалчивался, уткнувшись головой в лапы, и не реагировал на расспросы своего товарища Маррама. Что же касалось двух обитателей дальнего угла, то из них на ногах был только один. Он приносил пищу своей подруге и с трогательной заботой пытался немножко ее почистить.

Когда молодой крот попросил разрешения выйти на воздух, Маррам немедленно ответил отказом, между тем как Алдер неожиданно заявил:

— Пусти его!

Он сказал это таким властным тоном, что Маррам, видимо, почел за благо с ним не связываться. Молодой крот ушел наверх, один, без охраны, и вскоре вернулся. Все это казалось Спиндлу крайне необычным.

В их помещении возникла какая-то странная, мирная атмосфера, только Спиндл не мог взять в толк, в чем же, собственно, дело... Триффан, очевидно, знал; похоже, это было известно и Алдеру... Что это могло означать?

Дело шло к