вечеру, когда Триффан наконец встряхнулся и неожиданно сказал, что, пожалуй, пора познакомиться с бродяжками поближе. Кроты, мол, от природы существа общительные, они любят собирать всякие слухи о том, что происходит вокруг. Спиндл встретил его предложение с радостью, он увидел в этом признак того, что Триффан возвращается к своему нормальному состоянию. Они подошли к юнцу и, поскольку в их положении было явно не до соблюдения формальностей, просто поздоровались.

— Вы посланы наставлять нас? — спросил тот. Его голос, как и тело, был тонок и звучал крайне робко. В глазах его застыл испуг, но Триффан заметил, что, несмотря на страх, он выдвинулся вперед, прикрывая спутницу своим телом.

— Мы сами здесь новички. Только что прибыли, — понизив голос, ответил Триффан.

— Как тебя зовут? — спросил бродяжка, боязливо поглядывая на Триффана.

— Мое имя тебе ни о чем не скажет, — мягко проговорил Триффан.

— Извините, — отозвался юноша. Он переводил взгляд с Триффана на Спиндла и все время боязливо озирался на стражников.

— Если ты думаешь, что я грайк, как они, — и Триффан кивком указал на охрану, — то ошибаешься. Мы здесь на время. Мы — лекари-травники.

— Ах так! — чуть приободрившись, проронил тот.

— Как тебя зовут? — спросил Триффан.

— Пенниворт, — извиняющимся тоном откликнулся юноша. — Пенниворт — значит «дешевка». Глупое имя, но что поделаешь — к несчастью, так меня назвали. Одному Камню ведомо... Я хотел сказать, непонятно почему...

Говорил юнец гораздо лучше, чем можно было ожидать от простого бродяжки.

— Значит, Пенниворт! — проговорил Триффан, посмеиваясь, и подошел ближе. Ему начинал нравиться этот паренек: в нем было что-то по-детски открытое, хотя он по-прежнему держался робко, горбился и переминался с лапы на лапу. Ему явно хотелось о чем-то спросить.

— Ну же, говори! — ободряюще сказал Триффан.

— Да вот...

Снова заминка, снова нерешительное молчание, косые взгляды в сторону охранников и вдруг — шепот:

— Вот вы засмеялись. Они же никогда не смеются. А если и смеются, то над тем, что вовсе не смешно.

— Вот оно что! — протянул Триффан и подумал, что действительно, в обществе грайков, которых он встречал в Аффингтоне, да и тех, кто находился вчера в зале, веселого было явно маловато.

— А вы сами откуда будете? — спросил Пенниворт.

— Из Файфилда, — быстро ответил Спиндл, поскольку Триффан не торопился с ответом. Спиндл успел заметить, что Триффану не хочется, видимо, придерживаться заготовленной легенды и говорить неправду. Если принять во внимание, как тщательно они продумывали свою версию, это было что-то новое. В своих предположениях Спиндл оказался прав: пережитое там, в центральном зале, наложило глубокий отпечаток на характер Триффана. Он сделался более собранным, более уверенным в себе — будто открыл для себя нечто чрезвычайно важное, о чем ему надлежит помнить всегда.

— Файфилд — это ведь где-то к северу? — спросил Пенниворт.

— К северо-востоку, — поправил Триффан.

— Говорят, хорошее поселение.

Триффан снова промолчал, и Спиндлу пришлось подтвердить это вместо него.

— А вы откуда? — спросил Триффан.

— Из маленькой системы, что к югу отсюда. Возле Бассета.

— И она тоже? — кивнув в сторону кротихи, продолжал расспросы Триффан.

— Да, она моя сестра.

Триффан не мог скрыть удивления: она выглядела намного старше.

— Другого помета, но от одних родителей! — быстро откликнулся Пенниворт, будто читая его мысли. — Оба умерли во время мора, который был у нас перед последней Самой Долгой Ночью. И вот она — ее, между прочим, зовут Тайм — меня вырастила. Сейчас она болеет, и я ухаживаю за ней. Когда пришли грайки, мы затаились. Но потом в феврале нас затопило, и пришлось отправиться на поиски пристанища. Встретили других таких же, как мы, пошли вместе, потом напоролись на грайков. Сражались. Двоих они убили. Могли бы убить и нас, но не стали, а привели сюда. Мы уже давно здесь. Тайм заболела, но лекарей к ней не допускают. Говорят, не приведут, пока она не пройдет обряд посвящения и не воспримет Слово. Но я ее знаю. Она этого не сделает. Никогда — пока жива. Ни за что.

Пенниворт поглядел на сестру. Она лежала с закрытыми глазами, рот ее был полуоткрыт, она тяжело, прерывисто дышала. Мех ее свалялся, бескровные лапки — одна подвернутая под бок, другая вытянутая — не двигались. Временами она слабо постанывала.

— Прямо не знаю что делать, — прошептал Пенниворт. В его глазах стояли слезы. Он говорил торопливо: видно было, что последнее время ему не с кем было поделиться своими тревогами и хотелось выговориться. — Не знаю, что с нею стряслось. Все началось после прихода грайков.

— Куда же вы направлялись?

— На поиски Камня, которого она могла бы коснуться. Возле Бассета таких нет, но я подумал, может, где-нибудь и найдем... Точно я не знал, куда идти. А теперь они нас уже не выпустят.

Триффан снова взглянул на кротиху. Но как только он попытался подойти ближе, Пенниворт воинственно шагнул ему навстречу, сурово посмотрел на него и спросил:

— Ты не словопоклонник? Не сочти за оскорбление. Но если это так, то лучше не прикасайся к моей сестре!

— Я уже сказал, что нет,— успокоил его Триффан.

Тайм в полузабытье неловко повернулась, и Триффан учуял тяжелый запах болезни, но это не вызвало у него отвращения. Он вспомнил слова Босвелла: «Непременный долг писца есть любовь. Люби слабого сильнее, чем сильного; люби больного больше, чем здорового. Этому трудно научиться, Триффан, это дается годами упорного самовоспитания, ибо любой крот, естественно, тянется к свету и ему мнится, что света больше в здоровом и сильном; больных же обычно избегают из боязни, что мрак, в котором те существуют, перекинется и на них. Научись любить их и видеть в них свет. Если ты преуспеешь в этом, то их свет засияет и в твоем сердце и будет озарять твой путь».

Триффан всматривался в лежавшую перед ним Тайм и не видел ни малейшего проблеска света — он уловил одно лишь страдание, запах болезни и близкой смерти. Но тут на какое-то мгновение Триффан ощутил себя частью матери своей, Ребекки, которая сама была целительницей. И тогда, позабыв и о показном равнодушии, с которым держался до сих пор, и о том, что может привлечь внимание стражей, он шагнул вперед. Пенниворт после минутного колебания