Подошедший к ним Андерсон удивленно разинул рот, в точностиповторив реакцию Лэнгдона. Начальник полиции Капитолия выглядел так, словноувидел инопланетный алфавит.

— Профессор, полагаю, вы можете это прочесть? —спросила Сато.

Лэнгдон обернулся.

— С чего вы взяли?

— Потому что вас сюда заманили. Вас выбрали. Этанадпись — явно какой-то шифр. Судя по роду вашей деятельности, преступникхочет, чтобы вы это расшифровали.

Лэнгдон был вынужден признать, что после событий в Риме иПариже к нему постоянно обращались за помощью в дешифровке знаменитых, по сейдень не разгаданных кодов — Фестского диска, шифра Дорабеллы и загадочнойрукописи Войнича.

Cато погладила надпись.

— Можете расшифровать эти картинки?

«Это не картинки, — подумал Лэнгдон, — а символы».

Он сразу же понял — кодированное письмо XVII века. Лэнгдонпрекрасно знал, что с ним делать.

— Мэм, — выдавил он, — это частнаясобственность Питера…

— Частная или нет, если из-за этой пирамиды васзаманили в Вашингтон, я не оставляю вам выбора. Говорите, что здесь написано.

Тут громко пискнул блэкберри: Сато вытащила устройство изкармана и несколько секунд читала сообщение. Лэнгдон подивился такому глубокомупокрытию внутренней сотовой сети Капитолия.

Сато хмыкнула и подняла брови, странно посмотрев напрофессора.

— Андерсон, можно вас на минутку? — сказала онаначальнику полиции, и они ушли в темный, как могила, коридор. Лэнгдон остался вКамере размышлений Питера Соломона.

«Когда же кончится этот вечер? — мысленно спрашивалсебя Андерсон. — Ампутированная кисть в моей Ротонде… Гробница в моемподвале… Таинственные надписи на каменной пирамиде». Как ни странно, футболсовершенно перестал его волновать.

Шагнув за Сато в темноту коридора, Андерсон включил фонарик.Луч был слабый, но все же лучше, чем ничего. Сато прошла несколько ярдоввперед, чтобы Лэнгдон их не видел.

— Взгляните. — Она протянула ему блэкберри.

Андерсон взял компьютер и, сощурившись, посмотрел на экран.На нем было черно-белое изображение — рентгеновский снимок лэнгдоновскогопортфеля, высланный на электронную почту директора. На всех рентгеновскихснимках предметы с наибольшей плотностью получаются ярче остальных. В портфелеЛэнгдона одна вещь светилась подобно ослепительному бриллианту среди мутнойкаши прочего добра. Ее форму ни с чем нельзя было перепутать.

«Он таскал это с собой весь вечер?!»

Андерсон удивленно посмотрел на Сато:

— Чего ж он молчит?

— Хороший вопрос, — прошептала директор.

— Странно… Не может же это быть простым совпадением!

— Вот и я так думаю, — со злостью ответила Сато.

Тут внимание Андерсона привлек тихий шорох. Он испуганноподнял фонарь, но гаснущий луч осветил лишь пустой коридор с открытыми дверями.

— Эй, кто здесь?

Тишина.

Сато посмотрела на него, как на ненормального — видимо, онаничего не слышала.

Андерсон прислушался и тряхнул головой.

«Надо уходить».

Оставшись в камере, освещенной только пламенем свечи,Лэнгдон провел пальцами по резным символам на четвертой стороне пирамиды.Конечно, ему было любопытно, что там написано, однако он не хотел вмешиваться вличные дела Питера Соломона — и так уже порядком вмешался.

«Да и зачем преступнику понадобилась эта пирамида?»

— У нас проблема, профессор, — громко отчеканилаСато у него за спиной. — Я только что получила новую информацию. Мненадоело ваше вранье.

Лэнгдон обернулся. К нему шагала директор Службыбезопасности — в руке блэкберри, глаза горят огнем. Профессор с надеждойпосмотрел на Андерсона, но тот с грозным видом стоял в дверном проеме. Сатоподошла и сунула блэкберри Лэнгдону под нос.

Он растерянно посмотрел на экран с черно-белой фотографией,похожей на негатив. На снимке было множество каких-то предметов, один из которыхгорел очень ярко — крошечная заостренная пирамидка.

«Маленькая пирамида?»

Лэнгдон вопросительно посмотрел на Сато:

— Что это?

Вопрос окончательно взбесил директора.

— Бросьте притворяться!

— Да не притворяюсь я! — тоже вспылилЛэнгдон. — Первый раз вижу эту штуку!

— Вранье! — резко осадила его Сато. Ее скрипучийголос огласил затхлый подвал. — Вы весь вечер таскаете это в своемпортфеле!

— Я… — Лэнгдон умолк на полуслове и медленнопокосился на свой портфель. Потом опять взглянул на экран блэкберри.

«Господи… сверток!»

И действительно, вокруг яркой пирамидки белел едва заметныйкуб. До Лэнгдона дошло, что он смотрит на рентгеновский снимок собственногопортфеля… и загадочного свертка Питера Соломона. Куб на самом деле былшкатулкой, в которой лежала пирамида.

Лэнгдон хотел ответить, но голос его подвел, а из легкихвышел весь воздух: его посетило новое озарение.

Простое, ясное и страшное.

«О Боже!»

У каменной пирамиды, которая стояла перед ними на столе,верхушка была плоская: небольшой квадратик в символическом ожидании последнегоэлемента… элемента, который превратит Усеченную пирамиду в настоящую.

Лэнгдона осенило: в шкатулке вовсе не пирамида, а навершие!Вот почему только он, Лэнгдон, мог открыть тайну пирамиды.

«У меня недостающая часть… И это в самом деле… талисман».

Когда Питер сказал ему, что в шкатулке талисман, Лэнгдонтолько посмеялся. Теперь он понял, что его друг был прав. Крошечное навершие иесть талисман, но не волшебный. Давным-давно это слово означало «завершение»,от греческого «telesma» — «завершать». Так называли любой предмет, дополняющийдругой. Недостающая часть. Навершие, таким образом, можно считать своего родавысшим талисманом — оно превращает усеченную пирамиду в символ абсолютногосовершенства.