– Ещё чаю? – Джерри услужливо забрал чашки.

– Простите, – улыбнулась Аня, – это ваше настоящее имя? Если вы родились…

Монах не дал ей договорить. Протянул листок из блокнота. На сей раз без задора, а так, будто подобные записки были естественным, чуть ли не самым распространённым способом общаться.

«Меня зовут Доржо. Но друзья называют Джерри». Аня толкнула Максима в бок и показала ему эти строки. Максим раздражённо дёрнул плечами. Сейчас ему было не до игр.

Они поднялись к стопе бога. Что дальше? Найти конкретную плиту невозможно. Они там все одинаковые. Формой и размерами отличались лишь те, что лежали по углам площадки и у подножия святилища. Фотография была недостаточно чёткой, чтобы выявить крохотные отличия. Да и что это дало бы?

– Поймёт истинный паломник, – настойчиво прошептал Максим, тщась разгадать последнюю подсказку Шустова-старшего.

После второй чашки чая тяжесть в глазах стала невыносимой. Они пропитались горячим паром. Приходилось насилу удерживать их открытыми. От тепла комнаты Максима окончательно разморило. Аню тоже клонило в сон – вопросы она задавала без прежнего задора, сквозь давящую зевоту. И только монах оставался бодрым, улыбчивым. Неудивительно. Он-то этой ночью нигде не бродил. Спал себе спокойно. И даже не подозревал, что на рассвете у него появятся гости. Или подозревал?

– Тут столько домов, – задумчиво протянула Аня. – А вы…

Джерри вновь опередил её. Игриво бросил ей сложенный листок.

«Сейчас я один. Да, бывает одиноко».

– Но здесь не всегда так спокойно, – продолжил он собственные слова в записке. – Иногда собирается много людей. Много! – Джерри со смешком хлопнул себя по колену.

– В паломнический сезон?

– Не только. Иногда здесь живут монахи. Иногда живут миряне.

– Миряне?

– Да. – Джерри вновь полез в привязанный к запястью мешочек. На сей раз вынул из него короткие зелёные чётки. Перекинул их через безымянный палец правой руки и стал неспешно перебирать большим пальцем. – Когда у вас появляется машина, вы счастливы, а потом она начинает барахлить, приходится платить за бензин, менять подвеску, стоять в пробках и платить штрафы, так?

Аня с вялой растерянностью посмотрела на Максима и с трудом произнесла:

– Так.

– Когда вы женитесь или выходите замуж, вы счастливы, а потом начинаются болезни, усталость от однообразного быта и недопонимание, так?

– Не знаю… Наверное.

Джерри хохотнул и задорно продолжил:

– Счастье не конечно. За ним часто следуют омрачения. Главное, не стоять на месте. Постоянно думать, говорить и развлекать себя новостями, переживаниями. Люди не готовы к спокойной радости. И стремятся к маленьким проблемам, к организованному и подконтрольному дефициту счастья. Он позволяет им выживать. Мало просто быть счастливыми. Когда люди сытые и здоровые, когда ещё остаётся много времени, они не знают, чем себя занять. И начинают играть в маленькие игры: искусство, карьера, любовь. А если не получается играть, впадают в депрессию. Потому что омрачения остались, а получить новую радость не удаётся. И тогда люди приходят сюда. Помогают следить за святыней. Находят удовлетворение в простом труде и в непритязательности.

– И это тоже игра? – спросила Аня.

– Да! – Джерри опять хохотнул. – Так что здесь бывает людно. Но сейчас я один.

– И вы живёте всегда здесь?

– Нет. Я живу в Канди. А здесь бываю четыре месяца в году. Так что вам повезло.

– Повезло? – не понял Максим.

– Есть кому напоить вас чаем.

– А другие монахи нас не напоили бы?

– Ну почему же? Тогда вам повезло бы встретить кого-то из них. А сейчас повезло встретить меня.

Едва договорив последние слова, монах вновь грохнул своё громкое «хах» и сопроводил его долгим смехом.

Максим встал с матраса. Почувствовал, что иначе не выдержит. Невыносимая усталость сковала движения. Тело стало податливой, разгорячённой резиной.

– А как монах из Бурятии… – Аня облокотилась на узенькую лестницу нар, говорила медленно, с трудом одолевая зыбкую сонливость, – оказался тут, на пике Адама, на Шри-Ланке, ведь…

Джерри вновь ответил запиской. Максим не стал в неё заглядывать. С такой силой сжал кулаки, что хрустнули костяшки сразу нескольких пальцев. Упрямо возвращал себя к мыслям об отцовской фотографии. Запрещал себе садиться, не хотел слушать пустой разговор Ани и Джерри.

– А вы помните свои предыдущие рождения? – Аня теперь наугад озвучивала самые нелепые из вопросов. Старалась поддержать разговор. Не дождавшись ответа, тут же добавила: – Кажется, немножко устала…

– Ложись, – заботливо предложил монах. – Вздремни, сразу полегчает.

– Спасибо. – Аня тут же опустилась на матрас. Подтянула себе под голову один из свёртков одежды. – Я спать не буду, только полежу немножко.

Две чашки крепкого чая должны были взбодрить, а подействовали как успокоительное. Возможно, Джерри добавил каких-то трав. У чая в самом деле был странный привкус. Не надо было его пить. Максим цеплялся за собственное раздражение. Оно придавало ему силы. Не сдержавшись, напрямую спросил:

– Вы действительно во всё это верите? – Вопрос прозвучал как вызов. – В переселение душ и в карму, которая определяет, переродишься ты прорабом или баобабом?

– Буддизм не говорит о переселении душ, – мягко ответил монах. Помедлил, будто оценивая, стоит ли пускаться в серьёзные объяснения, и в конце концов сказал: – Реинкарнация – это идея о непрерывности сознания, которое со временем лишь меняет физическую оболочку. Никаких душ, перелетающих из одного тела в другое. Что же до кармы… Карма означает, что наши действия неизбежно приводят к ощутимому результату, если не в этой, то в одной из последующих жизней. Будда говорил: «Как ни мала искра, она может дотла сжечь стог сена размером с гору. Даже мельчайшие капли воды в конце концов наполняют огромный сосуд». Так и наши действия, даже самые малые, в конечном счёте способны привести к великим, благим или негативным, последствиям и в том числе предопределить наше следующее перерождение.

– Ну хорошо, и вы действительно верите, что после смерти ваше сознание… обретёт другую физическую оболочку?

Джерри продолжал улыбаться и неспешно перебирать чётки. Чуть погодя ответил:

– Был такой француз. Писатель Стендаль. Слышал?

Максим кивнул.

– Его дедушка как-то спросил одного аббата, почему тот обучает ребёнка, то есть Стендаля, небесной системе Птолемея, если и сам понимает, что она ошибочна. Знаешь, что ему ответил аббат?

– Нет.

– «Да, его система ошибочна. Однако она всё объясняет и к тому же одобрена церковью».