но земля упорно молчала. Не принадлежала ему больше. Кто бы сейчас ей ни владел, оставил ее тепло для себя.

42

Он шел на слух. Прохожие расступались перед ним, так же как и мрак – иногда темный фон словно раздергивался, открывая затуманенный тротуар, призраков и мигающие фары.

– Как попасть на Маршалковскую? – спросил у кого-то на переходе. Кратош ответил:

– Да возьмите такси. Может, вам вызвать?

Он побежал через улицу. Машины тормозили с визгом, смеялись гудки.

43

Кратоши звучали в звонках сотовых телефонов и разговаривали у столиков кафе на площади Спасителя. Признавались друг другу в любви, договаривались на потрахушки, а Сташек метал в их сторону пивные кружки. Потом сбегал, преследуемый Кратош-угрозами и Кратош-проклятиями.

Ступени перед входом в пункт ксеро встретили его прохладой. Он уселся на ступеньку. Думал, что ему сказать Дорис. Он не сдался в суде и был этому рад. Сказал им. Однако боялся перешагнуть порог. Его охватил страх, что как только откроет рот, зазвучит голос Кратоша. Он потерял дом, глаза и мускулатуру. Может потерять и себя.

Люди приходили, видели его и уходили. Убей их, подумал он. Вернешь зрение. Не останавливайся перед жестокостью. Иначе твой поступок окажется напрасным. Не лучше ли дать пример? Если ты их убьешь, друг никогда не предаст друга, исчезнут продажные судьишки и ни один банк не выбросит человека на улицу. Именно так и будет. Только убей их.

Дверь открылась.

– Заходи, – сказала Дорис-Кратош. – Боже великий, ты знаешь, как ты выглядишь?

– Откуда мне знать, сукин ты сын? Это ты тоже у меня заберешь? Как ты сюда вошел? Где Дорис?

Мелькнула тень гиганта. Сташек размахнулся, удар пришелся в пустоту. Метнул телефон. Сказал, что терять ему нечего. Они только начинают. Какой-то клиент бросился на него. Он получил удар в живот. Оказался на улице, дверь захлопнулась. Он дергал ручку, грозил, сыпал проклятиями. С другой стороны доносился плач. Сташек не знал, что Кратош умеет так плакать.

44

В центре в тот день было оживленно. Несколько выпивших молодых людей зашли в Клуб Черногории на Натолиньской. Сразу поднялись на второй этаж, откуда начали доноситься крики. Вопли эти еще усилились, когда стройная симпатичная официантка пошла спросить у гостей, что они закажут. Заказали пиво, потом еще, и сообщили, чего на самом деле ожидают. Официантка вспыхнула и сбежала в подсобку. Сказала, что сегодня она больше не обслуживает. Трое клиентов постарше отложили шахматы, сигареты и рюмки, а драку, которая произошла потом, никто бы не назвал равной. Молодые валялись на тротуаре и обещали, что еще сюда вернутся. Обязательно вернитесь, сказал один из мужчин постарше и направился на свое место, под щиток с информацией о том, что Косово всегда будет принадлежать Сербии.

Из дома на Литовской появилась пара влюбленных. Они держались за руки, но отклеились друг от друга, лишь только вышли на Маршалковскую, словно обручальное кольцо на пальце мужчины вдруг начало обжигать. Мужчина нес спортивную сумку. Хотел заказать сто страниц у Дорис. Та рыдала за закрытой дверью и не хотела открывать. Пара уселась на площади Спасителя под открытым небом, рядом и далеко друг от друга. Мужчина непрерывно что-то говорил, она молчала. Следила взглядом за Сташеком, который словно слепец бегал между машин и кричал. Напротив старый актер заказывал соточку. Цветочница несла ведро с водой, на балконе выше курили. Пассажиры прислонялись усталыми щеками к грязному стеклу трамвая номер четыре.

На улицу выбежали собаки. Выли, лаяли друг на друга и нюхали друг у друга под хвостом, а хозяева пробовали их растащить или, напротив, стояли спокойно, ожидая неведомо чего. Когда появился Сташек, попытались собрать своих питомцев, чтобы те его не покусали. Некоторым удалось. Таксист, который едва его не задавил, выскочил из машины и внезапно остановился. Качая головой, достал телефон. Нацелил камеру на бегущего Сташека и передумал снимать.

Сташек бежал вперед, не зная куда. К нему вернулись силы. Спотыкался о прохожих, о бордюры. Ему казалось, что люди вокруг в ответе за зло, которое он претерпел.

Раскинул руки. Чувствовал, как – подобно Кратошу – растет выше домов, мог бы взлететь, если б только захотел. Он взовьется над непроницаемой тьмой и мрачными существами, что охотятся в ней.

Он ускорился еще. Ударился о столб и бампер, упал и пополз по мокрому асфальту. Отталкивал протянутые руки и проклинал всех доброжелателей. Рука его замерла на двери автомобиля. Та открылась легко. Он вполз на заднее сиденье. Прижимал руки к животу и рыдал. Не почувствовал даже, когда автомобиль тронулся.

– Ну надо же, это снова вы. Куда на этот раз?

Сташек касался своего тела. Не смог нащупать ни единой кости.

– Далеко.

Глава восьмая

1

В ТОТ ЖЕ САМЫЙ ДЕНЬ я закрасил кровь на стенах. В отличие от Теклы, я сперва собрал мебель в середину комнаты. Кое-как прикрыл ее пленкой. Разделся догола и наждачной бумагой стирал ржавые пятна, которые долго не хотели исчезать и расплывались, будто злобная улыбка. Текла оставила немного краски и засохший валик. Я тер им шаг за шагом, все сильнее, пока не треснула деревянная ручка, на которой я укрепил пластиковую насадку. Заканчивал я уже без нее, одним только валиком. Сел на мокрый пол. Мягкий и смешной член мой покрывали зеленые пятна. Я думал о своей жене и о Владиславе. Испугался, что старуха причинит мне зло, и уснул, полный страха.

Проснулся я, когда солнце все еще стояло высоко. Из-под сохнущей краски пробивались коричневые улыбки. Кто-то другой их, может, и не заметил бы, но я видел. Я закрасил их снова. Они не хотели исчезать. Злобные уголки губ сделались даже четче.

– Ах, так вот в этом дело? – спросил я. – Вы этого хотите?

Я затряс поднятой ступней. Смотрите, моя нога танцует! Текла-кукла!

Среди растущего скрежета я схватил ведро и плеснул из него на стену. Крутанулся вокруг собственной оси и снова размахнулся, все время подергивая ногой. Так оно и продолжалось, пока у меня не потемнело в глазах, а ведро не опустело. Пролетело через комнату, я упал одновременно с ним. Не хватало мне лба Теклы.

Я сжимал свою голову, пока ко мне не вернулось зрение. Следы крови исчезли. Теперь надо мной смеялась мокрая краска. Ничего, сказал я себе. Подожду, пока этот смех высохнет.

2

Найденная легенда о счастливой земле принесла разочарование. Вильчур прямо сказал, что это дубы смоленые, бред и глупости.

Давным-давно, когда Рыкусмыку еще назывался Вайсенштадтом, жили два брата. Князь Генрих служил миру, а князь Отто – Богу.

Генрих в пятилетнем возрасте свалил взрослого кабана, а вскоре после этого задушил водяного дракона, что охотился в Бжанке, и сделал себе шлем из головы, покрытой черной чешуей. В десять лет напоминал взрослого мужчину и вскоре вырос так сильно, что прославился как великан. Браслеты своей жены использовал как перстни, двуручный меч служил ему кинжалом, а поскольку ни один конь не мог его поднять, ездил на черном быке, с боками, израненными шпорами. В Вайсенштадте царила нищета, и Генрих устраивал кровавые набеги на соседей. Не боялся смерти и голыми руками давил головы врагов. Никому не доверял и никого не любил, за исключением брата.

Отто же, умерщвлявший плоть, с детства обращался в компании святых. Ночью у его постели садились Бонавентура, Иосиф, Христофор и Мария, шепча ему тайны того и этого света. Мылся он только в воде после купания монахинь, на шею повесил себе большой железный крест, а спина его почернела от бичеваний. Каждое воскресенье возглашал он выходящим из церкви, чтобы отбросили грешные привычки. Потом катался по земле и молил бога, чтоб тот избавил Вайсенштадт от нищеты. Жил в раскопанной могиле. Говорили, что Генрих посещал там Оттона и исповедовался ему в своих дурных поступках.

Братья жили в согласии до тех пор, пока Отто не объявил, что откликнется на призыв короля Кипра и отправится отбивать Александрию из рук мамелюков. Генрих отреагировал по-своему и закрыл брата в камере. Однако ночью явился святой