– Садись, – сказала экономка и показала на стул в конце стола.

Я села, а она исчезла за дверью, потом вернулась с подносом и поставила его передо мной. Я ничего не ела целый день и сейчас могла съесть что угодно, но такой роскоши я даже не ожидала. Мое обоняние дразнили соблазнительные ароматы: жареная картошка, морковка, стейк в какой-то необыкновенной панировке, какую я никогда не видела. Выглядело все божественно.

– Спасибо, – поблагодарила я, взяла вилку и съела кусочек.

Она смотрела на меня из дверей кухни.

– Все… очень вкусно, – сказала я.

Экономка нахмурилась.

– Лестью ты меня не купишь.

Мне надо было придумать, как принести еду для Кози. Завернуть стейк в салфетку? Слишком испачкаюсь. Я посмотрела на корзинку с булочками, а когда мадам Гюэ отлучилась на кухню, сунула две штуки за лиф моего платья. Последний кусок стейка я сунула в рот и встала, чтобы поскорее вернуться в спальню.

– Вижу, ты закончила? – спросила экономка. Я не поняла, довольна она или раздражена видом моей пустой тарелки.

Я кивнула, вернулась в свою комнату и закрыла дверь. Вытащила изо рта кусок мяса и вздохнула.

– Кози, – прошептала я.

Из-под кровати показалась ее милая головка.

– Гляди, что я принесла тебе с бала. – Я протянула ей кусок мяса и булочки. – Жалко, что так мало. Дело в том, что у… графа Люксембургского огромный аппетит.

Она улыбнулась и с жадностью, без жалоб съела мое скудное угощение, потом попила немного воды из кувшина. Я пожалела, что больше ничего не могла ей дать. Завтра я попробую что-нибудь придумать, может, зайду на кухню, пока спит мадам Гюэ.

Шел час за часом, Кози задремала на кровати рядом со мной. Я позволила ей так поспать как можно дольше, прислушиваясь ко всем звукам за дверью, потом велела ей лезть под кровать. Мне тяжело было думать, что она проведет ночь на холодном, твердом полу, но другого выхода не было. В любую минуту мог вернуться Рейнхард.

Как только маленькая стрелка будильника подошла к цифре одиннадцать, я услышала, как стукнула входная дверь и в коридоре затопали тяжелые шаги.

– Доброе утро! – поздоровалась со мной Марго на следующее утро. В переноске-кенгуру сидел двухлетний малыш с милыми, пухлыми щечками и каштановыми волосами.

Я улыбнулась. Они спали, когда я вернулась домой прошлым вечером.

– Я так рада, что вы здесь. Ты нашла все, что нужно?

Она кивнула.

– Какая потрясающая квартира.

– Да, в самом деле, – согласилась я. – Хотя смешно жить мне тут одной. Поэтому я рада поделиться с вами.

Из кухни доносились восхитительные запахи.

– Я готовлю завтрак, – сказала Марго. – Не такой шикарный, как в «Жанти», уверяю тебя, но… если ты голодная…

– Чудесное предложение, спасибо. – Я улыбнулась.

Мы позавтракали на балконе вкуснейшим хэшем из яиц с овощами, потом перешли в гостиную и пили кофе, пока Элиан играл с пластиковыми мерными стаканчиками, которые я принесла из кухни. Он смеялся, хлопал в ладоши, стучал стаканчиками друг о друга, бросал их.

– Элиан. Какое хорошее имя. Раньше я не слышала его. Почему ты назвала его так? – спросила я, попивая кофе.

– Девочкой я увидела его на монументе в память о Второй мировой войне, – объяснила Марго. – На нем были имена парижан, пострадавших от нацистов в годы оккупации. Почему-то мне запомнилось именно это имя. Оно поразило меня.

– Это судьба, – согласилась я.

– Вот я и решила, что если у меня когда-нибудь родится сын, то я дам ему это имя. – Она опустила глаза на свою кружку. – Но Жаку оно никогда не нравилось. Он говорит, что оно… – Она немного помолчала, и на ее лице неожиданно появилась тревога. – Нет, не важно.

Я дотронулась до ее руки.

– Ты сейчас здесь. В безопасности.

Она кивнула.

– Вообще-то, мне хотелось отдать дань уважения прошлому, а еще оживить это имя, придать ему новый смысл. – Она посмотрела на довольного карапуза, игравшего на полу. – Только я не уверена, что поступила правильно. – Синяк под ее левым глазом был все еще заметен.

– Почему ты так говоришь? Ты все сделала правильно, не сомневайся!

Ее глаза наполнились слезами.

– Мне так хотелось дать моему сыну все. – Она горестно вздохнула. – Но вместо этого что у него сейчас есть? Отец-алкоголик и сломленная мать.

– Ты вовсе не сломленная, – заявила я. – Ты чудесная мать и очень сильная, хотя, возможно, сама не сознаешь это. Когда-нибудь Элиан поймет, что ты боролась за него. Теперь все будет хорошо.

– Ты так думаешь?

– Я знаю.

Она улыбнулась.

– Мне ужасно неловко в этом признаться, но долгое время ты мне не очень нравилась.

– Это нормально, – сказала я.

– Я помню, как ты года три назад стала приходить в ресторан. Ты казалась… такой грустной. Несколько раз я пыталась поговорить с тобой, развеселить. Но ты была… не знаю… до тебя было просто невозможно достучаться. Вот как бродячая кошка, которая нуждается в лечении, но царапает любого, кто к ней подойдет. А потом Вик купил «Жанти». Он влюбился в тебя, а ты едва его замечала.

Я вздохнула.

– Ох, я даже не знаю, почему я была такой. Мое прошлое остается для меня черной дырой.

– Потом, после того несчастного случая, ты снова пришла к нам, и я с удивлением увидела, что ты… ну, ты изменилась. Я поняла это не сразу. Я и не предполагала, что ты можешь быть…

– Нормальной? – подсказала я.

– Нет, я имею в виду другое. Я не предполагала, что в тебе столько тепла и доброты под теми защитными оболочками.

Я присела на корточки возле Элиана и постучала стаканчиком о стаканчик. Малыш радостно замахал ручонками.

– Вероятно, иногда должно произойти что-то плохое, чтобы высветить в нас хорошее.

– Знаешь, ты хорошо влияешь на Виктора, – добавила Марго.

– Ты так считаешь? – Тут мне вспомнился Прованс, странные телефонные звонки. Эмма. Букет роз, купленный не для меня. После нашего возвращения от него не было никаких вестей, даже ни одной эсэмэски.

– Да, – ответила она. – Но я… – Она помолчала и заговорила снова. – Просто я думаю, не… – Ее голос оборвался.

– Что-что?

Элиан побежал к балкону, и Марго вскочила и бросилась за ним.

– Тебе пора спать, дружочек, – сказала она, чмокнув его в щечку. – Пожалуй, я посплю вместе с ним. Этой ночью я почти не спала и устала.

– Конечно, после всего что ты пережила, тебе необходим отдых.