Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаю…
– Хоронили его, как Ларионова. Виталия Игоревича. Так звали Верховного Папу друзья, знакомые, кстати, и тот генерал Т., о котором ты упоминал. Но я знаю чуть больше других – служил с его сыном в Псковской дивизии ВДВ.
– Вот это номер…
– От Кирилла, – а он был твоим тезкой, – я узнал, что его отец по каким-то причинам взял себе девичью фамилию жены. Чем конкретно занимался его родитель – парень не знал. В военном билете у него значилось отчество Витальевич, но парень вспоминал, что мама иногда забывалась и называла мужа ласково Юрчиком…
– Голову сломать можно!
– Точно. Впрочем, все эти хитросплетения имен не имеют решающего значения в нашей истории… Кирилл оказался прекрасным парнем, верным, надежным товарищем. Может, чуть мягкотелым для десантника. Не было в нем агрессивности и злобы, как у других. Но совсем не рохля. Сбить его с ног мог далеко не каждый. Драться он не любил, уходил с улыбкой от любых приемов, выскальзывал, как уж, но партнерам боли не причинял…
– Не занимался он в нашей школе. На Балхаше, слышал?
– Даже побывал. Но позже. А Кирилл… Нас призвали из Москвы в ноябре семьдесят восьмого. Подозреваю, батя посодействовал насчет его службы в десантуре. Я же туда добровольно рвался. Прыжки с парашютом, рукопашный бой, оружие – это все увлекало меня еще на гражданке. Уже тогда я писал рассказики про суперменов, наших и забугорных…
– А что? Самый ходовой товар. Но я что-то не помню…
– Это сейчас он ходовой. И то на спад пошел. А тогда их нигде не печатали, – мол, все не так и непохоже, быть не может, потому что не может быть. Ну, думаю, спецы – и сам решил стать таким, как мои герои. А ВДВ для этого дела – самое подходящее место… Афганские события стали настоящей неожиданностью для всех, кроме Кирилла. В конце ноября 1979-го его батя приезжал в часть, как я понял, специально для того, чтобы спросить у сына, хочет он участвовать в боевых действиях или нет. Конечно, он ничего не конкретизировал, дат, и географических названий не употреблял. Каков был ответ, ты догадаешься сам…
(Не думал я, что мне еще раз придется услышать историю генеральского сына – с такой стороны…)
– В середине декабря нас неожиданно перебросили на южную границу. «Скоро повоюем», – шепнул мне как-то Кирилл. Я недоумевал, с кем воевать-то? Китайцы вроде бы успокоились, а Америку как потенциального противника всерьез никто не принимал, хоть на политзанятиях солдатам усердно пытались внушить мысль, что наш враг номер один – империализм США. Безусые пацаны, мы интуитивно разбирались в политике почище идейно подкованных замполитов. Ну зачем, скажите, американцам нападать на нас, когда у них все есть? Воевать, чтобы утратить свое благосостояние, – нет уж, извольте!
– Да так и получалось. Никто нас всерьез не трогал. Китайцы только чуть-чуть – так у них там нищета нашей покруче…
– По молодости я и не подозревал, как был прав… – подхватил Олег. – Двадцать седьмого декабря 1979-го мы высадились в аэропорту Баграм. Здесь разделились. Одна часть бойцов направилась штурмовать Генштаб, а мы следом за кагэбэшным спецназом рванули в сторону дворца Тадж-Бек.
Артиллерия его не брала, снаряды отскакивали от стен, точно горошины. Охраняли резиденцию Амина больше десятка танков и двести гвардейцев. Но «Зенит» и «Гром» действовали отменно. Спецназовцы взорвали ворота и ворвались во дворец. Бойцы нашей дивизии составляли второй эшелон атакующих. На флангах «черные» завязали бой с батальоном охраны…
Я уже несколько раз прежде читал и слушал воспоминания непосредственных участников штурма. Олег вроде не говорил ничего нового, как литератор мог бы рассказывать и покрасочнее; но почувствовал я в его словах нотку, не отмеченную раньше. Говорил он о противнике как о несерьезном и заведомо обреченном. Так, наверное, оно и на самом деле было. Мы не проиграли в Афганистане ни одного сражения, но проиграли войну…
– Двенадцать человек было убито и двадцать восемь ранено за время операции, – продолжал Олег. – Штурм продолжался всего сорок минут. Но были потери и у нас. Кирилл Ларионов. Как, когда он погиб – никто не мог сказать… Вроде бежал все время рядом со мной, орал дурацкое «ура!». Но когда пришла пора перевести дух – рядом товарища не оказалось. Посмертно его наградили орденом Красной Звезды… Демобилизовавшись, я решил найти родителей Кирилла. Это долго не удавалось – ни в одной горсправке о его семье ничего не знали… Уж было совсем опустил руки, как вдруг случайно встретил отца Кирилла на Красной площади. Я хорошо запомнил его еще по Пскову… Подошел, представился… Он дал мне визитку с номером служебного телефона и предложил встретиться. Так я попал в ГРУ…
Впервые за время нашего знакомства Олег стал заметно нервничать. И говорил теперь не как по писаному, а с явным усилием подбирая слова. И внезапно у меня появилось ощущение, словно перед распахнутым десантным люком: вроде все проверено и оттренировано, и все же…
– Сначала во внешнюю разведку… – медленно и глуховато продолжил Олег. – Но в двадцать пять лет произошло событие, круто изменившее всю мою дальнейшую жизнь… Я встречался с девушкой, долго, года три… То она училась в университете, то я по загранкомандировкам болтался. Никак не могли подобрать удачное время для женитьбы. И вот она забеременела. Я уже не мыслил своей жизни без Тамары, поэтому это сообщение меня искренне обрадовало. Решил плюнуть на занятость и занес заявление в ЗАГС… Казалось бы, уже ничто не помешает нашему счастью. Из очередной командировки летел в Москву, как на крыльях. Крыльях любви. Спешил на собственную свадьбу, а попал на похороны любимой… Ее изнасиловали в парке, чуть ли не на глазах у прохожих… Один из них, напоминавший телосложением тяжелый танк, проходил по делу свидетелем и рассказывал мне, что Тамара умоляла отпустить ее, так как она беременна… На насильников это не подействовало. Когда я спросил этого свидетеля, почему же ты, гад, не заступился, ведь с такой массой ты бы их всех в асфальт втоптал, он отрезал: «Ага, их трое было!» Откуда в нас эта трусость, эти рабские повадки? Поляк будет бежать за вором, пока не догонит, американец пустится вдогонку за вооруженным бандитом, надеясь прославиться и попасть на первые полосы газет, немец заложит родного брата, если узнает, что он замышляет преступление. Почему у нас не так? Почему все проходят мимо, когда семеро измываются над одним, почему никто не поможет человеку, которому стало плохо на улице,