добивался популярности дешевыми методами?

– Именно так. Но то, что вы сделали сейчас – новое слово в живописи. Если не гениальное, то, безусловно, талантливое. Со школой у вас всегда все было в порядке, не хватало только страсти и… души. И вот вы раскрыли ее! В этой вещи во весь голос кричит что-то свое, сугубо личное, пережитое. Оно впечатляет, я бы сказала поражает, даже – шокирует, несмотря на такую аллегорическую форму выражения! Можно, я возьму ненадолго эту картину?

– Зачем?

– В Санкт-Петербурге на днях откроется тематическая международная выставка искусств с эзотерической тематикой. Я хочу, чтобы это произведение заняло там достойное место…

Хорошо она это сказала. Даже у меня в луженой глотке защипало.

– Хорошо. Берите. Только она не оформлена, как следует, – ответил я, пожалуй чуточку поспешней, чем следовало.

– Рамку закажу сама. Это будет… ну, скажем так: маленькая плата за то, что вы сделали. А найти хорошего столяра сейчас, слава богу, не проблема!

Я никогда всерьез не стремился к славе. Место на Парнасе – не для меня. Дел земных по горло. Но в этот момент мне захотелось, чтобы миг этот повторился еще когда-нибудь…

Пусть китайская мудрость не исполнится.

Я подал пальто, завернул картину, и Вероника ушла. Вскоре выставка открылась. Мое произведение произвело на ней настоящий фурор. Коллекционеры предлагали за полотно сумасшедшие деньги, но я отказался.

Подарил картину Малярской.

Глава 19

Откровенно говоря, я стал скучать по Олегу. Как-то так получилось, что у меня никогда не было близких друзей. Ваш покорный слуга всегда слыл одиночкой, и всенародно любимые забавы, как то футбол или рыбалка, попросту не понимал. Правда, любил карты, но только в узком семейном кругу. И то один на один. С отцом, отчимом, женой… Семья всегда была у меня на первом плане. Вернее, на единственном. Только лишившись жены и дочери, я с горечью осознал, что мне больше не с кем поделиться сокровенным, некому довериться, не на кого опереться.

Почти два месяца Олег был рядом со мной. Очень малый даже по земным меркам срок. Но его оказалось достаточно, чтобы этот необыкновенный человек стал моим самым лучшим другом. Я смотрел на него и видел себя.

Временами мне становилось жалко нас обоих. Ну почему мы не родились в нормальной стране, почему вынуждены вести двойную жизнь? Я хочу быть простым художником, а Олег – обычным писателем. Мы могли бы жить в хороших, благоустроенных домах с любимыми женами, воспитывать детей, путешествовать, развлекаться. Жить, руководствуясь презираемым большевиками принципом «моя хата с краю», тихо, мирно и спокойно, как большинство обывателей в цивилизованных странах.

Вот-вот, в ци-ви-ли-зо-ван-ных!

В нашей стране такой номер не проходит. Кто-то обязательно подожжет дом, угонит машину, нагадит во дворе. Кто-то выкрадет ребенка или изнасилует жену. А то и вовсе лишит их жизни. Поэтому мы вынуждены взяться за оружие. И владеть им не хуже, чем пером или кистью!

Вихренко вернулся только 31 декабря, когда я почти полностью смирился с мыслью, что встречать Новый год придется в одиночестве.

В девять вечера со двора донеслось урчание автомобильного двигателя, и мощный звук клаксона разрезал тишину. Я выглянул в окно и увидел знакомый БМВ. Из него выходил Олег с гитарой, как с автоматом, за плечом и громадной хозяйственной сумкой в руке.

Заметив в освещенном окне мою фигуру, он заорал на весь дворик:

– С наступающим Новым годом!

Спустя несколько минут мы выкладывали на стол всевозможные снадобья, вызывающие голодный блеск в глазах и обильное слюноотделение.

Олег пил шампанское, я – пепси-колу. Но никакого дискомфорта по этому поводу не испытывал. Телевизор даже не включали. Зачем нам эти старые песни о главном в чьем-то исполнении, если мы сами прекрасно знаем все хиты семидесятых? За несколько часов вспомнили «Синюю птицу» и «Восточную песню», «Алешкину любовь» и «Жил-был я», «О чем плачут гитары» и «Для меня нет тебя прекрасней».

Классные это были вещи! В основным, грустно-печальные, слегка наивные, зато искренние и душевные.

Теплый дождь стучит по крышам,

По асфальту и по листьям,

Я стою в пальто и мокну зря…

Мы, притворившись вдвоем,

Что есть любовь, что ею живем…

Будет над землею снег кружиться белый

И плясать весенние дожди,

Будет все, как прежде, только что мне делать,

Если ты сказала: «Уходи»?

Или вот:

И зачем с тобою было нам знакомиться?

Не забыть теперь, поверь, мне взгляда синего.

Я всю ночь не сплю, а в окна мои ломится

Ветер северный, умеренный до сильного…

Только лед не возвращается по Неве,

уплывшей в Ладогу,

и любовь со мной прощается,

недоступная, как радуга.

С нею радости не нажито,

с нею горе не измерено.

Но куда же ты, куда же ты?

Может быть, не все потеряно!

Самую любимую повторяли на бис несколько раз:

Я думал это все пройдет,

пусть через месяц, через год,

а вышло все наоборот…

Как про меня написано!

За окном выла молодежь: «Ласкай меня, я желаю огня», «Ты мой герой, побудь со мной», «А я тебя люблю, люблю, люблю, а я с тобой хочу, с тобой хочу…»

Разницу улавливаете?

Глава 20

Второго января «Белая стрела» сразила Гичковского. Он жил далеко, на северо-востоке, в Красногвардейском районе и получил пулю в лоб в подъезде собственного дома. Телохранитель бандита не проявил достаточного рвения и, услышав характерный хлопок, шмыгнул в подвал. Киллер произвел контрольный выстрел и, избавившись от «Стечкина», стал отходить в направлении крематория. Может, он хочет оплатить кремацию своей жертвы?

Вихренко подобрал пистолет и по заблаговременно намеченному маршруту побрел к автомобилю, оставленному на Пискаревском проспекте. Я следовал в трехстах метрах за ним. Никто за нами не увязался.

На следующий день в Санкт-Петербург приехал друг Олега Михаил Ермилов. С нами он не контактировал – получил оружие из рук Вихренко и отправился в гостиницу.

Пятого января он приступил к выполнению задания, суть которого Олег объяснил ему еще в Москве. Познакомился в баре «Розмари» с группой парней, кутил с ними несколько дней напропалую, а седьмого января, как и было запланировано, затеял в баре скандал, используя в качестве своей «визави» знакомую из гостиницы. И тут появился