– А на кого мне еще орать? Тут больше нет никого.

– Иди к главному и ори на него, – обиделась Раечка.

– Вот и пойду!

– Вот и иди!

– И пойду!!!

– Скатертью дорога!

Егор смерил Раису яростным взглядом, сгреб бумаги в кучу и направился к дверям. Оставшись в одиночестве, она беззаботно вытерла стол и закурила, лихо выпустив вверх струйку дыма.

Теперь о программе можно было не волноваться.

Черский вернулся на работу, а это значит – все будет хорошо!

Докурив, она выбросила окурок в окно, наблюдая, как оранжевый болид гаснет на пути к земле.

Несмотря на мрачные пророчества Раечки, программа была одобрена начальством, а состав участников не изменился, хотя одному богу было известно, чего это стоило для Черского!

От главного он вернулся зеленым от злости, швырнул сценарии в угол и уехал, не сказав ни слова.

Раечка, которой ужас как было интересно, попыталась остановить его, но была буквально сметена с дороги.

Потирая ушибленный локоть, она всерьез подумала заплакать, но, посчитав, что плакать в одиночку неинтересно, не стала.

В Останкино, конечно, было полно народа, но плакать хотелось в кругу своих, проверенных временем людей, а они давно разошлись по домам.

Так что в итоге Раиса плакать раздумала, собрала в сумку кошелек, телефон, несколько ручек и забытые Егором сигареты, проверила, заперты ли окна, и преспокойно удалилась.

Черский перезвонил через полчаса, когда Рая бодро топала к метро.

– Рая, на завтра все без изменений, – сказал он ровным голосом. – Снимаем Рокси. Ты еще на работе?

– Нет, я ушла, – ответила Раечка.

– Далеко?

– Ну, до метро еще не дотопала. Вернуться? Я могу.

– Телефон Рокси у тебя есть? Я имею в виду – с собой.

– Конечно.

– Хорошо, – выдохнул в трубку Егор, как ей показалось, сокрушенно. – Позвони ей и скажи, чтобы к девяти как штык была в Останкино! А еще лучше – к половине девятого. Хорошо? И повара предупреди, не забудь…

– Хорошо-хорошо, – закивала Раечка, как будто он мог ее видеть. – Я все сделаю.

– Ладно, тогда все, – буркнул Егор, но почему-то не отключился. – И… это… Рая, ты прости, что я на тебя наорал. Понимаешь…

– Я понимаю, – снова затрясла головой она.

Действительно, что тут непонятного?

Проработав с Черским несколько месяцев, она научилась верно реагировать на его настроения.

Ну, наорал, тоже мне проблема! Под руку попалась просто.

Нет, с одной стороны, неприятно, но в итоге, если подумать, сколько проблем решено одним махом…

Взять, к примеру, «майонез» – так в передаче кратко называли спонсоров: Рокси пела у них на корпоративе, так что изменение в программе они бы как пить дать приняли плохо. У них в их пиар-службе работала невероятно противная баба, которая выносила мозг по самому зряшному поводу. А уж такое она бы точно не простила…

Рая вошла в метро и уселась на лавочку, пролистывая страницы ежедневника.

Рокси можно позвонить чуть позже, налив дома горячую ванну. Мысль о том, что она будет разговаривать со звездой, лежа в воде, показалась невероятно привлекательной. В метро, прислонившись к плечу какого-то мужика, Рая думала, что купит по дороге курицу-гриль, о которой мечтала еще с обеда, а потом вспомнила булку, за которой бегала в супермаркет. Все-таки хорошо, что Егор договорился с начальством и никаких изменений не будет.

Главное, чтобы съемки прошли нормально…

На душе, однако, было неспокойно.

Не помогла ни жареная курица, ни горячая ванна, из которой Раечка вкрадчивым голосом сообщала Рокси, что съемки не откладываются, «нет, нет, ни в коем случае, кто вам сказал такую глупость?!»

Напившись чаю с медом, Рая улеглась спать, но сон не шел.

Она прокрутилась в постели до трех ночи, а потом, не выдержав, пошла на кухню и алчно, при свете уличных фонарей, сгрызла куриное бедро, как оголодавшая кошка.

Только после этого Раиса, вернувшись в постель, погрузилась в спокойный сытый сон, омрачаемый лишь мыслью, что столько жрать на ночь все-таки вредно…

Егор, Рокси и приглашенный шеф-повар улыбались в камеры застывшими стеклянными улыбками с полминуты, пока режиссер не скомандовал:

– Стоп, снято. Всем спасибо.

В зрительских рядах прошел довольный гул.

Сидеть в качестве массовки на телевидении – не такое веселое занятие, как может показаться на первый взгляд. Звезды близко не подходят, за ручку не здороваются, и даже автографы не всегда удается получить. И уж совершенно невыносимо сидеть с раннего утра на кулинарном шоу, где плывут манящие запахи кухни!

Вот только готовят звезды птичьими порциями, угощаются сами, а остатки техперсонал уносит за кулисы.

Зрителям запрещают чесаться, сморкаться, зевать, жевать жвачку, пить припасенную воду и одеваться в белое и полосатое. Во время короткого перерыва нет времени даже сбегать вниз и подкрепиться, потому что сразу начинаются съемки следующего эпизода, и снова надо сидеть и корчить заинтересованные рожи…

Сплошное мучение.

На сей раз испытания были завершены в рекордные сроки.

Раечка с кипой бумаг показалась в дверях и громогласно объявила:

– Господа зрители, прошу тех, чьи фамилии я буду называть, подходить ко мне с раскрытым паспортом для получения гонорара. Не толпимся, не суетимся, после того, как поставите подпись в ведомости, выходим в вестибюль. Не забываем пропуска… Итак… Антонов!

Рокси, закрытая мощными спинами охранников, устало провела рукой по лицу.

– Чего-то притомилась я, – произнесла она со слабой улыбкой. – Вчера до трех ночи куролесила, два часа до дома добиралась, часок покемарила, соскочила в шесть – и к вам…

– Ну так пошли в гримерку, чего ты тут-то расселась? – сказал Егор и поднял ее на ноги. – Давай, давай, ножками. Сейчас грим снимем, и поедешь ты, как свободная белая женщина, домой.

– А ты? – спросила Рокси. – Долго еще?

– И я поеду. В принципе, мне бы еще на два этажа ниже спуститься, пистонов вставить разгильдяям из музыкалки, но что-то мне неохота. Папенька у меня сердится, когда я пашу с утра до ночи. А что?

Рокси устало пожала плечами:

– Может быть, поедем, пожрем, как люди? Я тут с тарелок похватала чего-то, как собака, еще больше есть захотела.

– Ты хоть похватала, я так почти не попробовал…

– А чего там пробовать? Мою стряпню? Я тебя умоляю! Мое коронное блюдо – яичница со скорлупой, сгоревшая с одного бока.

Егор улыбнулся уголком рта.