Таким образом, замысел заговора Гучкова представлял собой быстрый дворцовый переворот, закамуфлированный под легитимную передачу власти от Николая II к цесаревичу Алексею при регентстве великого князя Михаила Александровича, который, в свою очередь, полностью бы зависел от регентского совета, в котором главную роль должен был играть Гучков.

Но почему Гучков был так уверен, что им удастся вырвать у Николая II отречение?

Здесь примечательно то, что Гучков несколько раз употребляет слово «цареубийство», всякий раз, правда, подчёркивая, что на это заговорщики никогда бы не пошли. Тем не менее, Гучков ясно даёт понять, что именно убийство было бы оптимальным вариантом. «Если б цареубийство…» — мечтательно произносит он. Закономерно встаёт вопрос: если убийство императора было оптимальным решением вопроса, то почему Гучков не мог пойти на него?

Милюков в своих воспоминаниях прямо указывал на то, что Гучков не исключал убийства императора Николая II. «А. И. Гучков, — писал он, — не исключал и самых крайних форм устранения царя, если бы переворот совершился в форме, напоминавшей ему XVIII столетие русской истории, — в форме убийства. Но если бы переворот совершился в форме, которую он лично предпочитал — в форме военного пронунциаменто, то он желал бы удаления царя в форме наиболее «мягкой» — отречения от престола»[351].

Милюков также указывал, «что судьба императора и императрицы остается при этом нерешенной — вплоть до вмешательства «лейб-гвардейцев», как это было в XVIII в.»[352].

В другом месте Милюков говорил «о принудительном отречении царя и даже более сильных мерах»[353].

Не нужно пояснять читателю, что такое «вмешательство лейб-гвардейцев по примеру XVIII-ro века». Убийства императоров Петра III и Павла I являются лучшими примерами подобного «вмешательства».

Мельгунов в своих исторических исследованиях указывал на план цареубийства по примеру 1801 года: «Речь шла о заговоре в стиле дворцового переворота XVIII столетия, при которых не исключалась возможность и цареубийства»[354].

Профессор Ю. В. Ломоносов, бывший во время войны высоким железнодорожным чиновником и по совместительству активным агентом революции, писал в своих воспоминаниях: «Удивительно то, что, насколько я слышал, это недовольство было направлено почти исключительно против царя и особенно царицы. В штабах и в Ставке царицу ругали нещадно, поговаривали не только о её заточении, но даже о низложении Николая. Говорили об этом даже за генеральскими столами. Но всегда, при всех разговорах этого рода, наиболее вероятным исходом казалась революция чисто дворцовая, вроде убийства Павла»[355].

Воспоминания Милюкова полностью опровергают слова Гучкова о том, что переворот готовился только его, Гучкова, «тройкой». Милюков прямо говорит, что руководство «Прогрессивного блока» изначально было посвящено в замысел заговора.

«Блок исходил из предположения, — вспоминал Милюков, — что при перевороте так или иначе Николай II будет устранен с престола. Блок соглашался на передачу власти монарха к законному наследнику Алексею и на регентство до его совершеннолетия — великому князю Михаилу Александровичу. Мягкий характер великого князя и малолетство наследника казались лучшей гарантией перехода к конституционному строю. […] Не помню, к сожалению, в какой именно день мы были через М. М. Федорова приглашены принять участие в совещании, устроенном в помещении Военно-промышленного комитета. Помню только, что мы пришли туда уже с готовым решением, и, после обмена мнений, наше предложение было принято. Гучков присутствовал при обсуждении, но таинственно молчал, и это молчание принималось за доказательство его участия в предстоявшем перевороте. Мы ушли, во всяком случае, без полной уверенности, что переворот состоится, но с твердым решением, в случае если он состоится, взять на себя устройство перехода власти к Наследнику и к регенту»[356].

Понятно, что в регентский совет при малолетнем государе должны были войти Гучков, Милюков, представители «старообрядческой оппозиции», российского промышленного олигархата и «Прогрессивного блока». Сам Гучков отрицал наличие у себя амбиций регента и существование списка кандидатов в регентский совет. Дескать, думали только о России, а не о власти. «Лица (в регентский совет — П. М.) не намечались. Претензий на захват власти не было. Просто крепко верили, что новая власть, в основе которой лежал бы некоторый революционный акт, при образовании правительства была бы вынуждена считаться с иными элементами, чем старая власть. Поэтому у нас не было ни списка министерства, ни лиц совсем не намечалось, по крайней мере, у меня не было»[357].

То была, безусловно, ложь. Если задолго до переворота существовали списки так называемого «Ответственного министерства», то, тем более, должен был существовать и список регентского совета. Именно там, в регентском совете и должна была быть сосредоточена главная власть заговорщиков.

Рабочая группа и планы заговорщиков

Слова Гучкова о том, что он и его соратники по заговору отказались от организаций массовых беспорядков и использования их для начала переворота — очередная ложь. На самом деле и Гучков, и Милюков не только не отказались от организации рабочих выступлений, но, наоборот, возлагали на них большие надежды. Однако сам Гучков не был в состоянии вывести рабочих на улицы. Кто-то должен был ему в этом содействовать. И это содействие мы находим в лице так называемой Рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета.

«Создание рабочих групп военно-промышленных комитетов, — пишет Г. М. Катков, — было задумано и проведено в жизнь в 1915–1916 годах Гучковым и Коноваловым в Петрограде и Москве, а в Киеве — М. И. Терещенко. Текстильный магнат А. И. Коновалов ещё до начала войны связался через большевика И. И, Скворцова-Степанова с революционными кругами и пытался организовать «информационный комитет» всех партий и оппозиционных групп»[358].

Рабочие группы состояли почти полностью из меньшевиков-мартовцев. Как мы уже говорили, меньшевики, как и всё социал-демократическое движение, переживали в конце 1916 года далеко не лучшие дни. Между тем, социал-демократы имели немалое влияние на рабочих крупных петроградских заводов. В тот момент, когда руководство большинства социал-демократических партий и группировок не верило в реальность государственного переворота и отказывалось выводить людей на улицы, Рабочая группа с радостью ухватилась за предложенный ей Гучковым тактический союз. Начальник Петроградского охранного отделения генерал К. И. Глобачёв в своём секретном докладе директору Департамента полиции сообщал: «Не встретив должного сочувствия в подпольных социалистических кругах, мысль [обустройстве демонстративного шествия] с увлечением была подхвачена представителями рабочей группы