«Центрального военно-промышленного комитета» и уже через последних сделалась достоянием рабочих и иных кругов столичного населения.

Сохранив свою революционную физиономию, но в то же самое время ясно отколовшись от руководящих кругов социалистического старого «Интернационала», рабочая группа ЦВПК через названный комитет вошла в тесное соприкосновение с оппозиционной общественностью»[359].

Однако между Гучковым и Милюковым имелись свои разногласия по поводу значимости рабочих выступлений. Милюков и его сторонники в «Прогрессивном блоке» делали на них главную ставку, полагая, что именно эти выступления, которые должны были стать ответом на предполагаемый роспуск царём Государственной Думы, приведут к крушению «старой власти». Согласно их планам, в Петрограде в 1917 году должно было произойти нечто подобное тому, что произошло в Париже в 1789. То есть нужно было взятие своей русской Бастилии с тем, чтобы установить в России конституционную монархию и оказаться у власти.

Гучков, наоборот, полагал, что рабочие выступления должны стать отвлекающим манёвром для тихого государственного переворота. Кроме того, Гучков справедливо полагал, что если переворот будет произведён под эгидой защиты Государственной Думы, то и у власти окажутся в первую очередь представители думской оппозиции, а Гучков, как мы помним, не был депутатом Думы. Гучков стремился к бесшумному и молниеносному государственному перевороту с тем, чтобы на следующее утро страна узнала бы имя нового царя, регента и главы регентского совета, то есть его, Гучкова, имя.

Генерал Спиридович писал: «Создав широкое рабочее движение около Гос. Думы, Гучков надеялся более легко осуществить и самый персональный дворцовый переворот, осуществление чего являлось его особо конспиративной работой, бывшей географически вне поля зрения Петроградского Охранного Отделения»[360].

Как сообщал генерал Глобачёв, группа Гучкова «считает мечты о захвате власти при содействии демонстративно выступивших масс населения неосуществимыми и все свои надежды и упования основывает на исключительной уверенности в неизбежности «в самом ближайшем будущем» дворцового переворота, поддержанного всего-навсего лишь одной-двумя сочувствующими этому перевороту воинскими частями. Дворцовый переворот […] должен передать всю полноту власти именно этой группе»[361].

Несмотря на имеющиеся разногласия, Гучков и Милюков «самым усердным образом шли навстречу» друг другу[362].

Связи Гучкова с Рабочей группой были весьма тесными. Генерал Спиридович писал: «Рабочая Группа состояла из десяти представителей от рабочих Центрального Военно-Промышленного Комитета, в котором председательствовал Коновалов и шесть представителей Областного Петроградского комитета, у коих председательствовал Гучков.

Сконструировавшись окончательно в конце предыдущего года, группа стремилась сделаться руководящим органом всего рабочего класса. Она выработала ряд резолюций с революционными требованиями и огласила их (безнаказанно) 3 декабря 1915 года на собрании Цент. Военно-Пром. Комитета. Тогда же она приняла ряд мер для организации подобных групп по всей России. Гучков и Коновалов содействовали работам Рабочей Группы. Первый поддерживал ее требования перед правительством, а второй помог образованию самостоятельной Рабочей группы при Московском Военно-Промышленном Комитете»[363].

Гучков и оппозиция всячески заигрывали с революционными организациями, поощряя и потворствуя их деятельности среди рабочих.

Генерал Спиридович писал: «Представители буржуазии помогали организации рабочих революционных кадров. Так в их присутствии оглашались резолюции о необходимости «мира без аннексий и контрибуций», в то самое время, когда те же господа Гучковы, Коноваловы, Некрасовы нападали на правительство за то, что оно, как клеветали на него, хочет заключить сепаратный мир. Такова была двойственная, лицемерная тактика Гучкова, Коновалова и Ко., мечтавших не о победе над немцами, а о победе над самодержавием. Капитал стремился к власти»[364].

В помещении военно-промышленных комитетов устраивались нелегальные рабочие собрания. Так, 20 октября/2 ноября 1916 года в предписании на имя Гучкова от Охранного отделения Москвы говорилось: «15-го сего сентября, вечером, в помещении продовольственного отдела Московского областного Военно-промышленного комитета, полицией было обнаружено собрание рабочих в числе 37 человек, проходившее без надлежащего на то разрешения. По существу означенное собрание является незаконным, так как участники такового не имеют и не могут иметь никакого отношения к Военно-Промышленному комитету»[365].

Начиная с осени 1916 года, Гучковым и другими участниками заговора была развёрнута активная пропагандистская кампания по подготовке общества к предстоящим событиям. Главным рупором заговорщиков в Думе стал её председатель камергер Михаил Васильевич Родзянко. Его роль была точно определена Н. А. Маклаковым. В письме к императору Николаю II он писал ещё 27 апреля 1915 года: «Родзянко, Ваше Величество, только исполнитель, напыщенный и неумный, а за ним стоят его руководители, гг. Гучковы, кн. Львовы и другие, систематически идущие к своей цели. В чём она? Затемнить свет Вашей славы, Ваше Величество, и ослабить силу значения святой, истинной и всегда спасательной на Руси идеи Самодержавия»[366].

Осенью 1916 года заговорщики нагнетают обстановку, изображая дело таким образом, словно Россия стоит перед военным поражением из-за деятельности правительства. Причём в своих речах оппозиционеры уже напрямую обвиняют власть в измене.

1 ноября 1916 года после перерыва собралась Государственная Дума. Выступая на её заседании, Милюков фактически обвинил императрицу Александру Фёдоровну и председателя правительства Б. В. Штюрмера в измене.

Выход из создавшегося положения Гучков, Милюков и их сторонники, уже не очень скрывая, связывают с насильственным переворотом. Требования об «ответственном министре» («Ответственном министерстве») сменяются призывами к «активным действиям». Ещё в конце октябре 1916 года Штюр-мер докладывал царю, что на съезде председателей губернских управ и представителей городских союзов, состоявшегося в Москве, главным требованием было «призвать к власти лицо, облечённое доверием народа, и добиться создания ответственного министерства»[367].

Но уже 7 января 1917 года Охранное отделение сообщает руководству Департамента полиции следующее: «30 декабря минувшего года в Москве состоялось заседание центрального комитета партии 17-го октября под председательством А. И. Гучкова. В заседании приняло участие всего 15 человек и в их числе известные октябристы Н. И. Гучков, К. Бахрушин, Н. В. Щёков, М. К. Любавский и другие. […]

При оценке создавшегося политического положения Гучков высказался в самом мрачном духе, почти в смысле полной безнадёжности найти какой-либо выход при нарастании разобщённости общественных сил и партий. Но при всём своём пессимизме Гучков намекнул в докладе на возможность неожиданного выхода из тупика в ближайшие дни, вне воздействия и усилий общественности, причём также дал понять, что в случае такого выхода, по его мнению, возьмут верх прогрессивные начала общественности. В этих соображениях А. И. Гучков рекомендовал своей партии всячески поддерживать Прогрессивный блок»[368].

В конце 1916 года известный