что теперь она говорит правду о событиях 13 ноября, то мистер Мор О̕Ферралл предложит передать этот вопрос на рассмотрение королевского адвоката. До Рождества оставалось всего несколько дней, поэтому повторно собраться для обсуждения этого вопроса решили в ближайшие выходные.

Для семьи Джорджа Литтла первое Рождество без любимого сына, брата и кузена предвещало праздник, лишенный веселья, однако утром в канун Рождества, когда контраст между всеобщим торжеством и личным горем был наиболее разительным, в газетах появилось объявление, ставшее приятным доказательством того, что Дублин их не забыл:

«Мы с большим удовольствием сообщаем, что в настоящее время формируется весьма влиятельный комитет, который вскоре предоставит общественности возможность выразить свое сочувствие семье погибшего мистера Литтла, чей случай печально выделяется на фоне историй других железнодорожных чиновников, известных широкой публике. Компания Midland Railway Company возглавила список взносов, пожертвовав 200 фунтов стерлингов, и мы уверены, что если бы они перечислили 400 фунтов стерлингов, то получили бы сердечное одобрение своих акционеров за попытку облегчить печальные последствия, которые ожидают семью мистера Литтла в результате тяжелой утраты… Общественная практика и желание облегчить горе семьи предполагают многочисленные и щедрые взносы. Мы можем добавить, что несколько джентльменов, пользующихся большим уважением как в городе, так и в стране, выразили желание войти в состав комитета, и наш новый лорд-мэр ознаменует свое вступление в должность, поставив себя во главе этого замечательного органа».

Целью этой общественной инициативы было собрать достаточно средств, чтобы до конца жизни обеспечить миссис Литтл ежегодными выплатами, на которые она сможет жить. Время для публикации объявления было выбрано не случайно, ведь в праздничные дни дублинский истеблишмент традиционно совершал показные благотворительные жесты. Томас Аркинс, носивший церемониальный титул меченосца города Дублина, в канун Рождества совершил изнурительный обход богаделен и детских домов, раздав от имени лорд-мэра несколько сотен фунтов говядины и хлеба. На следующий день более трех тысяч обитателей Южно-Дублинского работного дома смогли сытно пообедать мясом за счет частного взноса. В его филиале на севере Дублина, в нескольких шагах от Бродстонского вокзала, аналогичный праздник был в самом разгаре – на нем присутствовали различные магистраты, отставные офицеры и другие высокопоставленные лица, проявлявшие интерес к этому учреждению.

Что касается самой станции, то в Рождество она была безлюдной, если не считать постоянных обитателей Дирекции; впервые за шесть с лишним недель порог станции не переступил ни один полицейский. Констебли находились в своих казармах, поглощая ростбиф, а Август Гай наслаждался относительным спокойствием семейного Рождества в Эрмитаже – так он называл свой дом на территории больницы Мет в южной части Дублина. Как и все жители города, Гай и его офицеры просто отмечали религиозный праздник, однако из-за того, что они прекратили работу на время выходных, казалось, будто расследование не приостановлено, а полностью прекращено.

На самом деле вероятность того, что оно не будет возобновлено, действительно существовала. В воскресенье генеральный прокурор провел конфиденциальное совещание с участием самых высокопоставленных представителей ирландского законодательства. Помимо него на нем было всего три участника: его заместитель Джонатан Кристиан, он же генеральный солиситор, королевский солиситор и секретарь мистера Кеммиса мистер Рэй. Целью совещания было решить, следует ли отказаться от полицейского расследования, а если нет, то какие дальнейшие шаги необходимо предпринять.

Сначала они зачитали показания комиссара полиции мистера Мора О̕Ферралла, который посетил Кэтрин Кэмпбелл сразу после Рождества. Его слова подтвердили показания, которые она уже дала суперинтенданту Гаю, сообщив, что вечером в день убийства видела Бернарда Ганнинга, поднимающегося по лестнице в сторону кабинета мистера Литтла, а это означало, что он присутствовал на месте преступления. Кэтрин рассказала мистеру Мору О̕Ферраллу, что, давая показания на коронерском суде, она не совсем понимала обязательства, накладываемые присягой. По ее словам, она находилась в растерянности: за ее спиной сидел хозяин, а рядом – хозяйка. Она не смогла рассказать всю правду в их присутствии, тем более что она очень любила их дочь Сару и не могла смириться с тем, что лишит ее отца.

Последующая дискуссия была посвящена доказательствам: что именно известно, что из этого может быть принято на суде и что еще необходимо для того, чтобы были шансы на привлечение преступника к ответственности? Присутствовавшие трое высокопоставленных чиновников согласились с тем, что расследование зашло в тупик. Но они также считали, что еще рано терять надежду на поимку убийцы. Начальство мистера Кеммиса поддержало мнение, что главными подозреваемыми должны быть Ганнинги, однако у полиции по-прежнему не было никаких доказательств их вины. Как они могли исправить это упущение?

Вскоре все пришли к единогласному мнению о необходимости решительных действий. На следующий день при полной поддержке генерального прокурора полиция подала запрос на арест Бернарда и Энн Ганнингов. Как только супруги окажутся под стражей, их квартиры и все уголки Бродстонского вокзала, к которым у них был доступ, будут тщательно обследованы на предмет любых улик, а затем подозреваемые предстанут перед мировым судом, которому будут предъявлены показания Кэтрин и другие доказательства.

Казавшийся замечательным план рассыпался в считанные часы. Мистер Кеммис и его секретарь сразу же отправились на Мекленбург-стрит, чтобы взять у Кэтрин очередные показания, которые должны были лечь в основу ходатайства о выдаче ордера на арест. О чем именно шла речь во время их встречи, мы никогда не узнаем, но мистер Рэй, не встречавшийся ранее с девушкой, сразу почувствовал подвох. Он сказал мистеру Кеммису, что не доверяет ей, а в последующем меморандуме указал на «некоторые особенности в поведении и расхождения в показаниях», которые вызвали у обоих серьезные опасения. Они были достаточно встревожены поведением Кэтрин и уведомили об этом генерального прокурора, который созвал еще одно совещание.

После того как мистер Кеммис и его секретарь рассказали о своей беседе с Кэтрин, правоохранители пришли к выводу, что служанке Ганнингов нельзя верить. В таком случае оснований для их ареста не было, хотя решение о проведении очередного обыска на станции все равно было принято. Слежку за основными подозреваемыми продолжили. Как ни странно, одним из тех, за кем следили детективы, был Уильям Чемберлен, которого никто всерьез не подозревал в совершении преступления.

Хорошо, что пресса не узнала об этих событиях. И без того все остатки оптимизма в отношении этого дела и поддержки тех, кто его расследовал, исчезли без следа. Газеты были едины в своем гневе и расходились лишь во мнении относительно главного виновника. Детективы, сотрудники правоохранительных органов и правительство – все они подвергались постоянным нападкам. Один из обозревателей осуждал решение скрыть подробности расследования от общественности, тем самым ограничив проблему «полудюжиной закостеневших чиновничьих умов», вместо того чтобы открыть ее для «тысячи