вам обоим говорил, что это делал он. Около трех недель назад он оставил синее пальто мне, чтобы я его подремонтировала, но забрал прежде, чем я успела это сделать, и после этого почистил его.

Вернувшись в штаб-квартиру дивизии в Касл-Ярде, суперинтенданты сравнивали показания. Они оба согласились с тем, что обстоятельства, связанные с пальто и пиджаком, дают основания для подозрений, но что они могли реально доказать? Удручающе мало. Ганнинг недавно почистил пальто, а его жена в какое-то неопределенное время подшила пиджак. Их увиливания не имели никакой доказательной силы, хотя и намекнули детективам на то, что в словах Кэтрин могло быть что-то существенное.

Эта история с пальто и пиджаками завела полицию в очередной тупик. Куда дальше двигаться следствию? Август Гай и Джозеф Финнамор были убеждены в виновности Ганнингов. По официальной версии, полиция знала личность убийцы, и ей не хватало лишь последнего доказательства, чтобы отправить его на виселицу. Половина Дублина знала, что их подозреваемый – Бернард Ганнинг, и заместитель кладовщика постоянно наталкивался на враждебные взгляды и слышал, как люди бормочут себе под нос оскорбления в его адрес. Но как раз в тот момент, когда детективы уже исключили другие варианты, события приняли оборот, который на короткое время лишил их уверенности в чем-либо.

В пятницу, 16 января, Патрик Моан был уволен с должности руководителя инженерного отдела железной дороги Midland Great Western Railway. Два дня подряд он появлялся в офисе в нетрезвом состоянии, и начальство решило, что больше не может это терпеть. Не исключено, что с помощью пьянства он пытался справиться с сильным волнением, которое, по всей видимости, неоднократно накрывало его в ходе расследования. Полиция расценила это как указание на то, что у него были тайны, и через несколько часов он вновь оказался под следствием. В письме своему начальству Август Гай написал: «В связи с показаниями сэра Перси Ньюджента я счел целесообразным выделить констеблей в штатском для наблюдения за передвижениями мистера Моана».

К сожалению, в письме не было ни малейшего намека на то, какие обвинения содержались в его показаниях. Сэр Перси Ньюджент был директором железнодорожной компании, влиятельным землевладельцем и бывшим членом парламента, который входил в комитет по сбору средств для семьи Джорджа Литтла. Он был человеком, к мнению которого полиция относилась серьезно, а потому после беседы с ним они снова вызвали на допрос мистера Моана. Их настойчивость была мгновенно вознаграждена, когда бывший руководитель признался, что солгал о своих передвижениях в ночь убийства. При первом допросе он утверждал, что провел вечер дома с семьей, позже признал, что мог выйти за табаком, а теперь рассказал совсем другую историю. Оказалось, что после работы он отправился в дом своего друга на Кэпл-стрит, где оставался в течение часа. В 19:30 он прошел за угол на Мэри-стрит, где провел некоторое время, консультируясь с хирургом и аптекарем по имени Эдвард Уайт, после чего вернулся домой в 21:00.

Самым странным в этой истории было то, что последнее алиби Моана оказалось правдивым. И его друг на Кэпл-стрит, и хирург Уайт подтвердили его слова; даже мистер Кеммис, которому показали копию протокола, признал, что его показания «похожи на правду». Так почему же он солгал? Королевский адвокат предположил, что Моан «счел, что идеальное алиби, полностью покрывающее весь вечер, предпочтительнее, чем заявление о том, что его вообще не было дома». Возможно, это было еще одним проявлением беспокойства бывшего клерка, которому перспектива оказаться в числе подозреваемых казалась слишком невыносимой. Моан думал, что убедить жену и приемных детей солгать ради него – простейший способ избежать лишнего стресса, однако, когда обман был раскрыт, это обернулось против него. Моан еще некоторое время оставался под наблюдением, однако последующие события однозначно показали, что к убийству мистера Литтла он отношения не имел.

Моана, потерявшего работу, выселили из служебной квартиры – для человека, у которого на иждивении было несколько человек, а также отсутствовали другие источники дохода, это стало катастрофой. И то, что он, оставшись без работы, скатился в нищету, стало окончательным доказательством его невиновности.

Часть 3

Подозреваемый

12

Суббота, 14 февраля 1857 года

92-й день расследования убийства

Через несколько месяцев после убийства в Бродстоне дублинский корреспондент английского журнала рассказал о недавнем посещении места преступления:

«Здание, в котором был убит мистер Литтл, расположено на конечной станции Мидлендской железной дороги и Королевского канала. Архитектурный облик этого гранитного строения с небольшим количеством окон одновременно мрачен и красив, а его незамысловатая массивность наводит на мысль об огромной усыпальнице. Внутреннее устройство вокзала выполнено в обычном для больших железнодорожных зданий стиле. Винтовая каменная лестница ведет в коридор, проходящий по верхнему этажу. Повернув направо после подъема по лестнице, посетитель минует три или четыре комнаты по обеим сторонам и видит навесной замок на последней двери по правую руку от него. Открыв дверь, он попадает в помещение размером примерно четырнадцать на двенадцать футов. Дневной свет проникает туда из двух окон. На полу, точно на том месте, где был обнаружен труп убитого, расстелена большая циновка [19]. На ней виднеются большие черные пятна, в которых наметанный глаз сразу же распознает человеческую кровь. Также на циновке и на полу валяются разорванные и растоптанные конверты, адресованные различным должностным лицам железной дороги. В комнате не подметено и не убрано».

Навесной замок, выброшенные конверты, пыльный пол – все это создает картину запустения, как будто работодатели Джорджа Литтла решили, что его насильственную смерть можно выкинуть из памяти, заперев за крепкой дубовой дверью.

Для читателя тех лет описание заброшенного офиса имело метафорическое значение. Родственники мистера Литтла не получили помощи от властей, и теперь мир казался равнодушным к их беде. Несмотря на поддержку таких известных людей, как лорд-мэр и пивоваренный магнат Бенджамин Гиннесс, благотворительный призыв к сбору средств принес разочаровывающие £1 300. Первоначальная цель состояла в том, чтобы гарантировать Литтлам годовой доход в размере 100 фунтов стерлингов – примерно столько мог бы зарабатывать опытный клерк, но в итоге они получали менее 80 фунтов стерлингов в год – достаточно, чтобы не скатиться в нищету, однако на комфорт рассчитывать не приходилось. Многие считали, что обеспечение финансовой безопасности Литтлов – это моральная обязанность директоров железнодорожной компании. Их взнос в размере 200 фунтов стерлингов был воспринят как оскорбление памяти преданного сотрудника, отдавшего жизнь при исполнении служебных обязанностей, и жалкая подачка со стороны организации с годовым оборотом более 150 тысяч фунтов стерлингов.

У других дублинцев тоже были причины чувствовать себя обманутыми. Несмотря на бедность, тесноту и мелкое воровство, город всегда казался им безопасным; это не Лондон,