по улицам которого рыскали преступники, только и ждущие возможности перерезать горло, задушить или отравить кого-нибудь средь бела дня. Провал полицейского расследования означал не только то, что убийца все еще на свободе. Он говорил о том, что правительство не справилось со своей первостепенной обязанностью – обеспечить безопасность граждан.

С точки зрения общественности дело было закрыто. Любые разговору на эту тему сводились не к обсуждению дальнейших действий, а к попытке объяснить, что именно было сделано неправильно и кто в этом виноват. «То, что все расследование велось совершенно неправильно, не вызывает ни малейших сомнений, – говорилось в одной из редакционных статей, – и при ретроспективном взгляде на это дело мы удивляемся некомпетентности, продемонстрированной должностными лицами». Администрация Дублинского замка хранила настороженное молчание, видимо, надеясь, что чем меньше будет сказано по этому поводу, тем быстрее эта тема будет забыта. Спустя несколько недель после публичного вмешательства в это дело генеральный секретарь Эдвард Хорсман потерял к нему всякий интерес. В конце января, когда полиция прислала ему досье по расследованию, он ответил из своего загородного дома в Нортгемптоншире, что находился в двухстах милях от Дублина, одним предложением: «У меня нет никаких замечаний по этим документам».

Присутствие большого количества полицейских на вокзале осталось в прошлом. Констебли с блокнотами, которые неделями напролет приставали к пассажирам и персоналу, путались под ногами у носильщиков и задерживали спешащих на деловые встречи бизнесменов, теперь были заняты другими делами. Тем не менее, хотя на вокзале и редко встречались люди в униформе, полиция там все же присутствовала: сотрудники в штатском по-прежнему днем и ночью ходили за несколькими железнодорожниками. Конфиденциальная записка, написанная Августом Гаем 14 февраля, дает некоторое представление о том, какого рода информацию собирали его шпионы:

«Я хочу сообщить, что Бернард Ганнинг не выходил из дома после окончания рабочего дня с 7-го числа до 10-го, когда покинул свой дом в 19:30 и отправился на Рэтмайнс-террас, дом 5, где пробыл час с четвертью. Мотив его визита мне пока выяснить не удалось. Затем он отправился в таверну по адресу Рэтмайнс-роуд, дом 69, пробыл там полчаса и вышел в сопровождении женщины: вдвоем они направились в отель «Кларенс» на набережной Веллингтона, дом 6. Сорок минут спустя Ганнинг вышел и вернулся к себе домой в 23:30».

Была ли у них тайная любовная связь? Если и была, полиция этим не заинтересовалась. В конце концов, они пытались поймать убийцу, а не ловеласа. Детективам нужны были доказательства того, что у Ганнинга водились кучи золотых соверенов или что он пытался избавиться от испачканной кровью одежды. Вместо этого им удалось лишь предположить, что он изменял жене.

Стоимость этой операции, по всей видимости, была астрономической. Даже кассир Уильям Чемберлен, которого перед Рождеством фактически исключили из числа подозреваемых, оставался под наблюдением до середины февраля. Вторжение в частную жизнь Бернарда Ганнинга было еще более продолжительным: суперинтендант Гай продолжал еженедельно отчитываться о его передвижениях в течение полугода после начала расследования. Так, 26 апреля он записал подробности нескольких безобидных, на первый взгляд, вылазок Ганнинга после работы: в дом члена городского совета, в джентльменский клуб, в респектабельный бар при гостинице. В двух случаях сотрудники под прикрытием следовали за ним домой уже после часа ночи, по поводу чего полковник Браун написал на полях: «Похоже, он очень поздно ложится спать».

Любопытно, что это последний подобный отчет, сохранившийся в архивах. Сколько еще продолжалась слежка, можно только догадываться, но неожиданный пробел в документах позволяет предположить, что расследование было приостановлено в мае 1857 года, через полгода после его начала. Тема убийства Джорджа Литтла не упоминалась в газетах с марта, когда один из ирландских депутатов объявил о своем намерении поднять этот вопрос в парламенте. По тем или иным причинам он так и не выполнил этого обещания. К этому времени внимание общественности было сосредоточено на еще одном сенсационном деле об убийстве, что захватило всю страну: Мадлен Смит, двадцатидвухлетняя девушка из богатой семьи из Глазго, обвинялась в убийстве своего любовника Пьера Эмиля ЛАнжелье. В ее истории были все элементы, способные взволновать викторианскую публику: запретная любовь, шантаж, отравление мышьяком, не говоря уже о тайнике со скандальными любовными письмами. Между тем в конце июня, когда мисс Смит томилась в тюрьме в ожидании суда, сенсационная новость из Дублина вновь привела к тому, что все заговорили о Джордже Литтле и Бродстоне.

Томас Кеммис находился в своем доме на Килдэр-стрит рано утром в среду, 24 июня, когда в комнату вошел один из слуг и сообщил, что к нему пришел посетитель. Королевский адвокат никого не ждал и понял, что в ситуации есть что-то необычное, как только человека провели к нему в кабинет. Женщина, севшая напротив него, была ему незнакома: сорок с небольшим, довольно плотного телосложения и одета так нарядно, как только позволял ее скудный доход. Внешне она была похожа на жену лавочника или рабочего – представительницу класса, который в то время называли трудовой беднотой Дублина. Но первое, на что обратил внимание мистер Кеммис, – это не одежда и не акцент, а то, как тряслись ее руки и метались по комнате глаза. Он сразу понял, что она хочет сообщить ему о чем-то очень важном, о чем-то, что причиняет ей сильное беспокойство.

Женщина представилась как Мэри Споллин и совершенно прямолинейно сообщила мистеру Кеммису, что ее муж – убийца из Бродстона. Королевский адвокат был ошеломлен. Он был в курсе о том, как складывается – или, вернее, не складывается – затянувшееся полицейское расследование, однако с Рождества не принимал в нем личного участия, а теперь вдруг приблизился к разгадке этого сложного дела прямо в своем собственном доме! Придя в себя, он попросил гостью объясниться. Миссис Споллин рассказала, что она и ее семья жили в доме на территории станции, где ее муж работал маляром. Вечером 13 ноября она стояла у двери их дома, когда увидела, что он возвращается со стороны вокзала с ведром. По ее словам, было около восьми часов, и ведро выглядело тяжелым. Когда он подошел ближе, она поняла, что оно наполнено золотом и серебром, а при свете фонаря заметила, что одежда мужа забрызгана кровью. Он рассказал ей, что убил мистера Литтла, а деньги взял в его кабинете.

Затем Мэри Споллин наблюдала за тем, как ее муж пытался уничтожить улики: сжег бумажник и шарф, который был на нем, после чего замазал пятна крови на своей одежде краской. В процессе этого он вкратце описал ей, как проник в кабинет кассира, а затем скрылся через крышу