— Чего ты хочешь? — прохрипел лепрекон.

— Того же, что и наш предок де Молино. Три желания в обмен на твою свободу, лепрекон.

— Я еще роду де Молино одно должен!

— Нет противоречия! — отмела возражения я. — Я член рода. Да я половина этого рода!

Вот теперь Тристан снова дернулся, даже смотреть не надо. Я предостерегающе вдавила каблук лепрекону в шею.

— Ладно, ладно, клянусь! Отпусти и я исполню три твоих желания…

— Без ограничений по времени и с правом передачи наследникам! — торопливо добавила я.

Он взвыл, но повторил. Я подцепила кончиком туфельки валяющуюся на полу монету и… поймала ее на лету.

— Залог! — и скакнула назад, насторожено следя за… нет, не за лепреконом. За Тристаном и Маритой.

Кинуться на меня ни он, ни она не рискнули — не шевельнулись даже. Но смотрели, ох как смотрели! Все, кто смотрел на меня так на войне, давно и плохо умерли!

Стоп, Летиция! Война закончилась, он твой брат, он не сделал тебе ничего плохого… ничего особенно плохого… другие люди делали хуже… Просто успокойся! Тихо! Дышим… дышим…

Лепрекон ворочался на полу, будто большая ожившая кукла. С кряхтеньем подобрал руки-ноги, поднялся на колени, прижимая к груди горшок, и посмотрел на меня исподлобья.

— Это незаконно! Нельзя брать лепреконов в заложники и требовать с них желания! Я судиться буду!

— Ради богов! — ласково согласилась я. — Только для этого, мастер, вам надо сперва на территорию империи выехать. Южные герцогства не подписали имперский «Билль о правах не-людских рас». Тут у нас все по старым, добрым обычаям.

Даже после победы, авторитета нынешнего императора хватило протащить через унаследованный от отца Имперский Совет что-то одно — или общеимперские права для женщин, или для не-людей. Он выбрал нас, за что большое ему спасибо. А «Лохматый билль», как назвали потом «Билль о правах не-людей», передал из Имперского совета в Советы Лордов Провинций. Многие не хотели подписывать, говорили о несдержанности оборотней, коварстве вампиров, русалочьем обмане… Но их начали навещать однополчане-оборотни и требовать клятву «явиться на похороны боевого товарища, когда крестьяне забьют до смерти без суда и следствия за разорванную волком корову». Однополчане-вампиры, те просто взбирались по стене и проникновенно глядели разбуженному среди ночи лорду в глаза. Было много криков и драк, и еще больше примирительных попоек. Парочку особенно упорствующих лордов из центральных провинций адмирал Сейлор даже прихватила на морскую прогулку с заходом в русалочьи бухты, но в конце концов подписали все. Кроме южан. У них мало кто из не-людей воевал. А из лордов и того меньше.

Из груди О‘Тула вырвался самый настоящий рык, он отвернулся от меня и принялся с муравьиным упорством поднимать опрокинутое мной кресло, походя отмахнувшись от пытавшегося ему помочь Тристана. Я танцующим шагом подошла к креслу у стола и уселась, чинно, как настоящая леди, сложив руки на коленях. Само благонравие, да-да!

Тристан прошелся по кабинету туда-сюда, то и дело кидая на меня грозные взгляды. Проникнуться, что ли? Или ну его… Я принялась разглядывать ногти. Руки у меня все-таки ужасные, особенно для леди: как обморозила когда-то в северных лесах, так с тех пор и не могу в порядок привести. Хотя куда уж, с моим образом жизни…

— Милый, может, ты сядешь? — отчаянно стараясь не рычать, как О‘Тул, выдавила Марита.

— Гхм… да… — Тристан наконец остановился, рывком выдвинул кресло — ножки проскрежетали по полу — и уселся за заваленный бумагами стол. Поднимая облака пыли, переложил пачку бумаг с места на место, и наконец процедил. — Это то, о чем я хотел с тобой… поговорить, Летиция.

— «Билль о правах»? — вежливо переспросила я.

— Твою роль в роду де Молино! — гаркнул он, снова вскакивая. И опять забегал по кабинету. Остановился передо мной, глядя так пронзительно, что если бы взглядом и впрямь можно было пронзать, меня бы пришпилило не только к креслу, но и к полу.

— Барышня Эрика… над которой ты так гнусно подшутила! — он шумно перевел дух, и старательно-спокойным голосом закончил. — Возможно… Почти наверняка… станет членом нашей семьи!

Помолчали — даже копающийся в своем горшке и ругающийся лепрекон затих в кресле.

— Так ты собираешься забрать приданое? — я с интересом покосилась на Мариту.

— Никто! — голос невестки лязгнул как тюремная решетка. — Никто не выгонит меня из моего дома! Я не собираюсь позориться и жить какой-то… разведенной женой!

— И что, Эрика Тутс согласна на такого мужа… из вторых рук? Странно…

Тристан аж поперхнулся воздухом.

— Что ты можешь понимать, горничная? — зло проскрипел лепрекон.

— Господин Тутс бывает на вечерах в особняке Трентонов. С дочерью. — уточнила я. Повидав госпожу Тутс, никто не удивится, что компанию банкиру составляет дочь. Такую супругу не примет даже самый либеральный столичный дом.

— Трентоны пускают к себе простолюдинов? — хмыкнул Тристан.

— Им же на них не жениться. — мило улыбнулась я, а он помрачнел. — Барон Трентон за единство сословий империи. Балов Трентоны не дают, они устраивают вечера со знаменитостями, и научные чтения.

И организовывает эти вечера госпожа-секретарь Демолина. Супруга барона появляется в самом начале, при «полном параде» — прическа, вечерний туалет, макияж — с видом мученицы в яме с крысами приветствует собравшихся, и удаляется к себе. Светские дамы, особенно старшего поколения, ей сочувствуют, ведь она кладет свою гордость леди на алтарь политических амбиций «заигрывающего с простолюдинами» барона. В пример чересчур современным, а потому строптивым и непочтительным девицам ставят, как образец жены, во всем послушной мужу. Даже когда он не прав. Ну, и дурой считают, не без того — ведь совсем настоящая леди всегда сумеет направить мужа на верный путь.

— Если так хочет стать леди, вполне могла найти себе кого-нибудь помоложе из промышленной аристократии. И без довеска. — я кивнула на Мариту. Невестка побагровела. — Или в этом все и дело? — продолжала задумчиво рассуждать я. — Ходили слухи, что господа банкиры хотели бы иметь собственные, полностью подконтрольные им алтари. Вроде бы даже ради этого втягивают молодых дворян в кредиты… — я побарабанила пальцами по ручке кресла, поизучала Тристана рассеянным взглядом и вскользь поинтересовалась. — Много ему должен?

— Я ничего не должен мистеру Тутсу!

— Банку, значит…

— Если так низко меня ценишь, зачем ловила? — гневно проскрипел О‘Тул. — Я держу свое слово: на имуществе де Молино нет долгов!

Наш предок, восьмой лорд, отловив лепрекона, загадал, чтоб тот заботился об имуществе де Молино, как о своем горшке с золотом, аж пока не иссякнет род. И тут же вторым желанием — покинуть мир, когда покинет его последний де Молино. Его внук, десятый де Молино, оказался достаточно умен, чтоб назначить О‘Тула бессменным управляющим с отчислениями на его горшок от всех доходов, так что нынче старый лепрекон привязан к нам жизнью, золотом и магически заверенным договором на управление имуществом.