– Ах-х ты! – выпучил глаза Хадден. – Никогда о таком не слышал! И теперь… О, как я понимаю вас, господин барон!

– Именно, – горько вздохнул комендант. – Кое-кто распалил себя до горячки, отправив сыновей на Юг. Серая Стража уже приняла меры, пара замков теперь пусты в ожидании новых хозяев, однако все ли нам известно? Уверяю вас, нет. Именно поэтому я считаю себя на осадном положении, и люди мои ведут себя соответственно!

На этом Тиссе снова замолчал, и по виду его Арвел понял, что большего из него не вытянуть. Похоже, близкое присутствие аристократов, недостаточно лояльных Трону, здорово действовало коменданту на нервы. Хадден хорошо понимал его тревогу: королевских войск на острове было не слишком много, и любая военная удача Претендентов грозила ему ударом с тыла.

Выходить из крепости Арвел не позволил никому. Места внутри ее стен вполне хватало для комфортного отдыха, тем более что теплый денек позволял солдатам расположиться прямо на сеновалах или в конюшнях. Нескольких простуженных комендант разместил в казарме, где на ночь топили печь, так что там было даже жарко. Сам он, не желая надоедать неожиданным гостям, сразу же после завтрака исчез, сославшись на срочные документы, присланные сверху, из канцелярии губернатора, и до сих пор им не читанные.

Арвел отпустил коменданта с благодарной улыбкой: сейчас ему хотелось остаться наедине со своими мыслями.

– Вижу, вас встревожило сообщение господина барона, – осторожно заметил Хонт, когда они присели на каменную скамью в тени маленького крепостного жертвенника.

– Встревожило? – Хадден шевельнул бровями. – Скорее, взбесило, знаете ли. Вот скажите-ка: вам случалось бывать на территориях, по которым прошлись войска Претендентов?

– Нет, – мотнул головой лавеллер. – Я служил исключительно при высших штабах, так что в войска меня почти не посылали. Так, изредка – но все равно я находился далеко от линии разделения.

– Вот видите… А я за эти годы повидал кой-чего. Некоторые картины до сих пор стоят у меня перед глазами, и я думаю, что вряд ли их когда-нибудь забуду. Это ведь ночные кошмары мы, как правило, забываем легко и навсегда – а вот то, что пришлось увидеть в реальности, часто преследует нас до самой смерти… Так вот: после всего того, что я видел, мне трудно считать людьми тех, кто поддерживает противоположную сторону. Наши солдаты, конечно, тоже не блещут добродетелью, но они хотя бы не жгут людей ради собственного удовольствия. Пеллийцы никогда не имели привычки к зверствам, так что для меня все это выглядит невыносимо ужасно.

– Ну, – хмыкнул Хонт, – потомки сосланных, очевидно, увидели в этой войне возможность восстановить утраченное, причем речь идет о вопросах чести, а тут уж кто как ее понимает… дело темное, мне кажется.

Арвел мрачно покачал головой. После сожженных полей и залитых кровью фермерских домиков говорить о чести ему было трудно.

– Вы говорите ерунду, – произнес он глуховатым, каким-то чужим голосом. – Какая честь, о чем вы? Власть, Хонт, власть и еще раз власть! Ради власти эта кучка безумцев готова на любые преступления, они показали это с самого начала, с резни в крепости Фрихс, с сожжения трех кораблей, которые везли ни в чем не повинных паломников из столицы… Впрочем, вы этого не видели, так что вам не понять наших чувств, нашего ужаса и гнева, которые все мы испытали, услышав об этих событиях.

– То есть для вас все было ясно с самого начала?

– А у меня особого выбора и не было. Претензии Южной Звезды казались мне тогда полным абсурдом, да и не только. Трон изо всех сил пытается соблюсти хотя бы видимость прежней благопристойности, а для меня это очень важно. Да, увеличены налоги, да, по всем островам идет набор в войска, но при этом никто никого не режет и не отнимает имущество. На нашей стороне хватает идиотов, в том числе облеченных властью, и все же Пеллия остается Пеллией…

– Боюсь, – вздохнул Хонт, – что прежней Пеллии вам уже не видать никогда. Когда эта война закончится, – а финал ее я вижу, хоть и нескорым, но все же удачным для нас, – многое, очень многое перевернется вверх дном, и сделать с этим ничего нельзя. Вы когда-нибудь думали о том, что победа Трона приведет к падению тысяч благородных домов и «старых фамилий», причем не только на Юге: мы с вами знаем, что горный Север тоже не слишком лоялен правящей коалиции высшей знати. Кому отойдут их земли, а главное, откуда возьмутся деньги, необходимые для восстановления разрушенного хозяйства? Пеллию ждет развал традиционной системы торговли, а это – десятилетия нищеты, безлюдья, эпидемий! Что толку иметь поле, если некому его пахать?

Арвел посмотрел на своего собеседника с искренним ужасом. Подобные мысли приходили и к нему, но Хадден старательно гнал их прочь, думая только о том, как ускорить окончание этой проклятой войны. О том, что будет после, он старался не думать.

В конце концов, на свете есть остров Ленц, а на острове есть город Юлих, в котором всегда найдется местечко для отставного королевского инженера. Но что будет, если и Ленц обнищает, если торговля его остановится окончательно, и никому уже не нужны будут ни строители, ни кузнецы, ни даже бродячие медники?

– И золото потеряет в цене, – продолжал Хорн, – потому что колосьев пшеницы будет меньше, намного меньше, чем ртов, разинутых в голодном вое… Титулы, замки, вопросы чести – все это станет пустотой, а реальность заполнится чумой и крысами. Вот что ждет всех нас, если мы не найдем способ закончить войну раньше, чем она испепелит наши души и мы начнем убивать друг друга, позабыв о том, что завтра живые, может быть, станут завидовать мертвым, ведь тем уже не нужно думать о ночлеге и пропитании. И никакая Стража, никакое войско не смогут противостоять волне хаоса: просто из-за того, что поля, потерявшие хозяев, зарастут травой… Королевство Пеллийское, славное своими свободами и богатством, живет ровно до тех пор, пока добрый пахарь идет за плугом по полю своих отцов, пока рыбак выходит в море, пока торговец каждое утро распахивает двери своей лавки. Не станет их – не станет и Пеллии. О, разумеется, любой вельможа скажет на это, что вопросы чести всегда стоят выше этаких презренных материй… Что ж, давайте драться до последнего… Но, повторюсь – когда некому будет сеять хлеб, честь сильно потеряет в цене.

– И какой же вы видите выход? – с мрачным сарказмом поинтересовался Арвел. – Может быть, нам стоит признать претензии тех, кто все это начал? Но тогда… То, что они принесут с собой, не назовет Пеллией уже никто, ни один здравомыслящий человек!

– Все это так, – кивнул Хонт. – Но мы с вами, как люди ученые, должны осознавать, что ждет нас всех и к чему следует готовиться.

– Мы еще вернемся к этому разговору, – буркнул Арвел, вставая. – А сейчас мне следует проверить, как там дела с моим обозом. После полудня нужно выезжать.

На ночевку полковой обоз остановился в усадьбе богатого фермера, который охотно согласился выделить для людей и лошадей большой луг, заросший пожелтелой травой. Следующим утром, перекусив, отправились дальше – и в четыре пополудни переменившийся ветер принес характерный запах близкого океана.